Ведьмины тропы - стр. 39
Слова эти крутились у Нютки, пока она спускалась по лестнице, проходила через теплые сени, стряпущую, холодные сени, поднималась в повалушу, где должна была решиться ее судьба.
– Жених неплох. Жених неплох. Жених плох. Плох, полон блох, – повторяла она.
Задержалась на миг перед тем, как шагнуть в трапезную. И отодвинула тонкую дымку с лица.
Семья и гости чинно сидели за столом. Нютку первой увидела Лукерья. Глаза старшей подруги сделались в два раза больше положенного, а потом пришла жалость. «Сколько говорили тебе, не снимай покрова», – казалось, твердила она сейчас. Матушка тоже повернулась, и Нютка отвела взгляд от нее: страшно. На свата, дородного, старого, она и не обратила внимания. Краснолицый жених в красном кафтане сидел, уставившись на куропаткину ножку, точно ее и сватали.
Нютка проплыла мимо, чуть не улыбнулась торжествующе, оглядела всякого, стараясь не таращиться бесстыже, ушла из повалуши чинно, с прямой спиной, помня о наставлениях матери.
А там, за порогом, все было иначе: она подхватила подол, стремглав пробежала весь долгий путь до своей горницы и упала на лавку, как была, в пышном наряде. И каменья, что украшали ее душегрею, впились в тело. Потом, полежав и набравшись сил, она стянула с себя праздничный наряд, осталась в одной рубахе, захохотала, прижала к себе пятнистую кошку. Та возмущенно пискнула, но потом замурлыкала что-то нежно. Видно, поняла, что хозяйке нужен совет.
Эх, отчего ж дольше не поглядела на жениха?
Шрам словно насмехался над знахаркой. Использовала всякие припарки, мази, травы: обычные, те, что росли под ногами, и диковинные, из восточных стран. Нарождался молодой месяц, она готовила новое снадобье, мазала особо, легкой рукой да с заговором, а Нюта шипела: «Не поможет».
Все мастерство Аксиньи оказалось бессильно. Росчерк Илюхи, Семенова сына, так и остался на правой щеке дочери. Он, конечно, не мог побороть ее красоту: синие всполохи глаз, дерзость в каждом движении, темные косы, рот, всегда готовый улыбнуться, стройный стан, что скоро станет женственным.
А сваты решили иначе.
Лукерья о чем-то говорила с тощей и надменной купчихой, заискивающе улыбалась, предлагала отведать вина. Жених, юный, румяный, точно девка, застыл на месте, и на блюде пред ним лежала дурно обглоданная ножка. То ли испугала его невеста со шрамом на щеке, то ли боялся женитьбы.
«Не орел», – вздохнула Аксинья тихонько. Не о таком женихе для дочки своей мечтала.
Сват, мощный, с седой окладистой бородой, приходился жениху дальним родичем. Он исподволь рассматривал Аксинью, видно, гадал, что отыскал в ней сын самого Максима Яковлевича Строганова и зачем жил с этой бабой в сраме и бесчестье.