Ведьмин вяз - стр. 72
Каким-то образом с тарелок смахнули объедки, ополоснули, загрузили в посудомойку, но расходиться, похоже, никто не собирался; вместо этого мы переместились в гостиную, и кто-то приготовил еще “мимозы”. Все немного перебрали коктейля. Леон уморительно показывал в лицах, как в берлинском клубе панк столкнулся с трансвеститом (он клялся и божился, что видел эту сцену собственными глазами), моя мама и Том с Луизой выли от хохота: “Не может быть, Леон! Боже, хватит, я живот надорву…” Я заметил, как отец устало трет глаза кулаками, но тут к нему обратилась Мириам, он с деланым оживлением улыбнулся и сказал ей что-то такое, от чего она рассмеялась и шлепнула его по руке. Фил, наклонившись к Сюзанне, без устали тараторил, яростно жестикулируя и по инерции даже покачиваясь вперед-назад. Голоса под высоким потолком сливались в неразборчивый гул, в воздухе витали неопределенность и тревога, точно на разухабистой вечеринке в бомбоубежище в разгар блицкрига, веселье хрупкое, как лед, того и гляди сорвет в неуправляемый занос, так держать, быстрее, выше, быстрее, как вдруг ба-бах! – и конец!
Я больше не мог это выносить. Поискал взглядом Мелиссу, но они с Хьюго устроились на диване и о чем-то оживленно беседовали, так что обоим нам никак не удалось бы ускользнуть незамеченными. Я вышел на кухню, налил стакан холодной воды и удалился с ним на террасу.
После гомона болтовни и ярких красок гостиной сад поражал благоговейной тишиной. Я каждый раз забывал и каждый раз заново изумлялся свету в саду Дома с плющом. Такого я больше не видел нигде: свет был зернистый, точно на выцветшей пленке в старых любительских фильмах о лете, и казалось, исходил от самого кадра, а не от какого-то внешнего источника. Передо мной тянулась лужайка, поросшая амброзией, пылавшая маками и васильками; под деревьями, точно дыры в земле, чернели чистые глубокие тени. И над всем этим мерцало знойное марево.
Внезапно послышались голоса, звонкие, как у малиновок, и я вздрогнул. В дальнем конце сада играли дети: один выделывал замысловатые пируэты на тарзанке, метался меж бытием и небытием, описывая дугу из тени в свет и обратно, второй выпрыгивал из высокой травы, широко расставив руки, словно хотел кого-то напугать. Тонкие загорелые ножки не останавливаются ни на миг, белокурые волосы сияют. И хотя я знал, что это дети Сюзанны, на ускользающую секунду мне показалось, что эти двое – мы: то ли Сюзанна с Леоном, то ли я с Сюзанной. Один из детей что-то крикнул пронзительно и властно, но я не понял, ко мне ли он обращается. Я прижал стакан к виску и отвернулся.