Ведьмин вяз - стр. 42
– Что еще ценного было в доме?
– Ноутбук. “Иксбокс”. Вроде всё. Они их тоже…
– Да, – перебил Аляповатый Костюм. – И телевизор. Обычное дело: берут то, что легко сбыть с рук. Мы приобщим к делу серийные номера, если они у вас есть, но…
– Сейчас мы пытаемся понять, – вмешался Мартин, – почему именно вы.
Детективы склонили головы набок и уставились на меня с выжидательными полуулыбками.
– Не знаю, – ответил я. – Наверное, потому, что живу на первом этаже. И забыл включить сигнализацию.
– Возможно, – согласился Мартин. – Преступники могли действовать наудачу. Так бывает, правда. Но в городе полным-полно других квартир на первом этаже. И полным-полно других людей, забывающих включить сигнализацию. Вот мы и задаемся вопросом, не было ли конкретной причины, по которой они выбрали именно вас?
– По крайней мере, мне ничего такого в голову не приходит. – Детективы не сводили с меня глаз. – Я ничего не сделал. Я не замешан ни в каких преступлениях и ни в чем таком.
– Точно? Потому что в противном случае вам лучше рассказать об этом сейчас. Пока мы сами не выяснили.
– Точно. – Их вопросы начинали меня раздражать – что они обо мне думают, в конце-то концов? Что я наркотиками торгую? Продаю в даркнете порнуху для педофилов? – Спросите кого угодно. Проверяйте меня как хотите. Я ничего не сделал.
– Как скажете, – охотно согласился Мартин, отодвинулся и перекинул руку через спинку стула. – Должны же мы были спросить.
– Понимаю.
– Это наша работа. Ничего личного.
– Догадываюсь. Я же не… ну, ничего такого.
– Отлично. Это-то мы и хотели выяснить.
Аляповатый Костюм перевернул страницу. Мартин выгнул спину (дрянной пластиковый стул скрипнул под его тяжестью) и большими пальцами поправил ремень.
– Госсподи… – протянул он. – Пора завязывать с жареным беконом, жена мне все время твердит об этом. Итак, Тоби, расскажите нам про вечер пятницы. Начиная, допустим, с того момента, как вы ушли с работы.
– Я помню лишь какие-то обрывки, – неуверенно проговорил я.
И это еще слабо сказано, воспоминания я восстанавливал урывками в течение нескольких месяцев, тогда же мне порой казалось – в зависимости от того, давно ли я принимал обезболивающие, – будто я по-прежнему в колледже, перебрал на вечеринке в честь окончания учебного года в Тринити, свалился с памятника Эдмунду Бёрку у главного входа и ударился головой.
– Расскажите, что помните. Чем больше, тем лучше. Даже если вам покажется, что это не относится к делу. Налить вам еще воды? Или соку?
Я рассказал им, что помнил на тот момент: как сидел в пабе, как потом возвращался домой, как увидел в гостиной двух парней и как валялся на полу, – все это, разумеется, обрывками. Мартин слушал, сложив руки на животе, кивал, время от времени перебивал вопросом. Могу ли я описать кого-то из посетителей паба? Прохожих, которых встретил по пути домой? Не было ли у меня ощущения, будто кто-то идет за мной? Не околачивался ли кто поблизости, когда я открывал дверь подъезда? Телевизор за его спиной непрестанно плевался яркими, судорожно дергавшимися изображениями, мультяшные дети, вскидывавшие руки в танце, разухабистые ведущие с широко растянутыми глазами и ртами, девчушки с заученными ослепительными улыбками, как у кукол, которых они держали в руках. Аляповатый Костюм встряхнул ручку, почеркал с нажимом по бумаге и снова принялся писать.