Ведьмин век. Трилогия - стр. 113

Клав молчал. Четверо подростков, азартно рвущихся на скандальный спектакль… И пятый, открывающий им окно. Столько свидетелей…

– Дюнка, – он говорил быстро, чтобы ни ей, ни себе не оставить времени на размышление. – Что мы закопали под сиренью, там, возле детской площадки? Вдвоем? На первом курсе?

– Свистульку. – Девушка, кажется, была удивлена, но ответила без малейшего колебания. – Синицу из глины, с дыркой в хвосте… Вот дурные были, да?..

Клав стиснул пальцы. Что, что он хочет услышать? Какие-то допросы, какие-то воспоминания могли доказать ему, что Дюнка – это и не Дюнка вовсе?! После того, как он… после того… Да разве он слепой?! Без дурацких допросов он разве не видит, что она – Дюнка, настоящая?!

– Дурные, – сказал он шепотом. – Дурные были, да… Дюн… а что тебе… больше всего… что ты помнишь?..

Дюнка долго молчала, и Клав подумал уже, что спросил слишком непонятно. Слишком туманно спросил…

– Я помню, – Дюнкин голос чуть дрогнул, – как мы поднялись… Тогда, на гору. Тогда, помнишь… такое чувство, что вот-вот поймешь… главное. Ветер… и…

У Клава мороз продрал по коже. Воспоминание было пронзительным. Спины гор – зеленая, синяя, серая… Головокружение, ветер, Дюнкина рука в ладони и – так остро и естественно, как запах стекающей по стволу смолы…

«Будто вот-вот поймешь главное».

Никто, кроме Дюнки, не мог так сказать.

Никто, кроме настоящей Дюнки.

– А давай поднимемся на крышу, – попросила она шепотом. – Пойдем, Клав… постоим, как тогда. Пожалуйста.

На кухне горел свет. Ивга на ощупь пробралась через темный коридор; инквизитор сидел, согнувшись, за столом. Ивга увидела широкую спину с вереницей выступающих позвонков, полукруглый шрам около правой подмышки и белый бинт, стягивающий левую руку чуть выше локтя; из одежды на Великом Инквизиторе города Вижны были только брюки.

– Что, Ивга?

Он не обернулся, а она приблизилась бесшумно; не то он видел ее отражение в каком-нибудь чайнике, не то просто чуял. Как пес.

– Я там на диване тебе одеяло оставил… Ложись. Три часа ночи…

Она всхлипнула снова. Он обернулся. На правой стороне груди у него был еще один шрам, точно приходящийся напротив первого. Чуть больше. Такой же полукруглый.

– Я не могу быть одна, – сказала она шепотом, изо всех сил стараясь, чтобы дрожащий голос не пустил петуха. – Можно, я хоть на улицу пойду… Там люди… я не могу одна, это заскок какой-то, в голове… заскочило… Это пройдет… если я не рехнусь…

– Не рехнешься. – Он подобрал брошенный на спинку стула халат. – Если тебе совсем уж все равно, с кем ты рядом… Если уж совсем все равно… То я тоже «люди».