Ведьмин рассвет - стр. 20

Разом.

И пальцы заледенели. Я их ко рту поднесла, подула…

- Никифор, помню, встал. Заговорил. Мол, если девица выбор свой сделала, то так тому и быть. Ушла из дома отцовского? Пускай. Но отныне двери в этот дом запереть надобно и обратно не пущать. А войну начинать по-за дури девичьей он не собирается. Ну и остальные… а средь них – жених Анькин. Сказал, что, мол, раз так все вышло, то пускай. Что вины отцовой он не видит, ибо в любой бабе бесы сидят, однако же подарки, невесте дареные, вернуть надобно. И деньги, что за нее уплочены.

Надо же, до чего интересно.

Подарки?

Деньги?

- Отец стал орать, что Аньку назад притащит, что дурь из нее выбьет, но… кому она нужна, нелюдем порченая.

Сказал. И осекся.

- Извини. Это я то, что тогда слышал, повторяю… ну а Барвиниха добавила, что Анька уже совершеннолетняя. И коль отец дурить вздумает, она жалобу напишет. Участковому. А участковый – её крестник, это все-то в округе знали. Вот…

Объясняет.

Многое.

Кроме того, что… если у них такая любовь. Если он, тот безымянный фэйри ради матушки моей из семьи ушел, к людям, то… то куда он после подевался?

Понял, что любви одной недостаточно?

- Убили его, - дядя понял мой вопрос, пусть бы и не произнесла я его вслух. – В лесу… аккурат по осени. Охота тут, не в заповедных, в наших лесах. Лесной народ дичину выпроваживает, когда много косуль с кабанами – это тоже для леса не очень хорошо, вот они и гонят. А тут, стало быть, охотники съезжаются… стрелять начинают. Порой так, что спасу нет.

- Застрелить фэйри? В лесу? – Лютобор чуть нахмурился. – Это… как-то… сказочно звучит, уж извините.

- Тут не знаю… это я уже после выяснил, что да как. Той осенью меня уже тут не было. Сбежал. Отец после того, как Анька у Барвинихи поселилась да со своим мужем… пусть они по нашим законам и не расписаны были… в общем, он совсем разум потерял. Мать смертным боем бить стал. Мол, она за дочкой не досмотрела, виновата. Мне доставалось, Федьке. Но я за то лето крепко вдруг вытянулся. И как-то в ответ толкнул. А потом и по уху заехал. Потом вовсе как-то… мать оттаскивала. Я плохо помню, что да как… будто пелена ярости на глаза упала. Наверное, если бы не она, убил бы. И понял, что убью всенепременно, если останусь. Паспорт забрал. Предложил маме уехать в город, но отказалась. Сказала, что любит его, что не бросит… вот как так?

Ответа у меня нет.

И ни у кого.

- Я тогда ушел… к Аньке заглянул попрощаться. Она меня поцеловала. И подарила обережек. Простенький такой,

Дмитрий коснулся шеи.

- Он меня и спас… она хорошая была. И останься я… от этой мысли по сей день отделаться не могу, что если бы остался, глядишь, все бы и иначе сложилось бы… даже если б зашиб его… оно, конечно, грех даже думать, но… может, оно меньшим злом вышло бы? Хотя зла меньшего и не бывает. В общем, я у них переночевал, а там мне Барвиниха письмецо сунула. Она-то сама бездетная, а вышло, что многим помогла. Вот и остались связи. С этим письмецом я и поехал, сперва в Жердовку, а там и дальше… к Павлу Степановичу попал. Думаю, что видела она во мне, и тьму эту, и дурь. Понимала, что сам не справлюсь, а если укорот не дать, беда будет.