Ведьмин коготь - стр. 35

На этом разговор закончился было, но когда Трапезников повел жену к машине, чтобы отвезти ее в Арзамас (на время обследования у знахаря-чудодея они поселились там в гостинице), из дому вышла Раиса Федоровна – скромная, приветливая женщина, какая-то вроде бы родственница Верьгиза, а по совместительству его помощница, – и сказала, что Валентине уезжать не стоит, ей теперь придется переселиться в дом Верьгиза: в отдельно стоящий удобный дом с большим белым, все еще цветущим садом, который спускался прямиком к речке Лейне, где и будут проводиться основные лечебные процедуры, поскольку в этой речке, судя по старинным сказаниям, обитает сама богиня вод и покровительница женского плодородия Ведява.

– А почему эти процедуры не проводили, пока я здесь был? – недовольно спросил Трапезников.

– Потому что это тайная женская магия, чисто женская, и участие мужчин в этом таинстве строго запрещено, – пояснила Раиса Федоровна.

– А Верьгиз уже не мужчина, что ли? Он-то каким боком должен участвовать, если это чисто женская магия? – возмутился Трапезников.

– Сашенька, ты ревнуешь, что ли? – раздался сладкий, счастливый шепот Валентины, и Трапезников крепко обнял жену, почувствовав не раздражение, а давно забытые жалость и нежность к ней. Ну да, его раздражало, его злило это почти маниакальное желание Валентины забеременеть как можно скорей, ужас перед тем, что это не получалось, истерика после наступления каждых месячных, «восхождение» на супружеское ложе, как на место некоего священнодействия, выбор поз не для наслаждения, а для более верного зачатия… Но когда он пытался вести какие-то успокаивающие речи, приводить в пример знакомые пары, которые спокойно ждали рождения ребенка и три, и пять, и семь лет, не превращая свое ожидание в истерику, не бросаясь взаимными упреками, не отравляя друг другу жизнь, Валентина плакала и твердила, что боится Александра потерять, что он, конечно, до сих пор думает: она его обманула, сообщив о том, что беременна, потому он на ней и женился, а она возьми да и ошибись в своих месячных днях… И теперь Трапезников с нежностью подумал: как хорошо, когда есть на свете кто-то, кому он до такой степени дорог, кто до дрожи опасается его лишиться… И жаль ему стало, что влюбленность его в Валентину, счастливая, романтическая, трепетная влюбленность, растаяла, – и ладно бы хоть под ярким жгучим солнцем новой страсти, но нет – растеклась невзрачной лужицей равнодушия. Он, конечно, промолчал о том, что не было в его реплике ревности – было просто недоумение. Валентина так обрадовалась, что жаль было бы ее разочаровывать, тем более что Раиса Федоровна и не дала ему ничего сказать, торопливо перебив: