Ведьмин дар - стр. 40
– Эф, вставай! – заныла она, дёргая меня то за одну косичку, то за вторую, то за третью. – Уже обед скоро, а ты всё лежишь и лежишь! – упрекнула капризно. – Вставай!
– М-да-м?.. – я сонно вынырнула из объёмной подушки. – Обед?.. Погоди, я сейчас… – и неудержимо зевнула, подавляя зверское желание нырнуть обратно, и хоть трава не расти.
– Знаю я ваши «сейчас»! – Руся мячиком запрыгала по постели к потолку и обратно. – Мне мама объясняла! «Сей-час» – значит «в этот час», а час – это долго! Вставай!
О господи…
Я сонно села, протёрла лицо и попросила:
– Русь, сделай доброе дело, поставь чайник. Я только в ванную загляну и сразу на кухню, честно-честно.
– Если опять ляжешь – я приду и отнесу, – сурово пообещала девочка на выходе, добавив по слогам: – от-ле-ви-ти-ру-ю. Вот, – и усвистела.
Я потянулась и с трудом выгнала себя из постели. На «пейджере» обнаружилось лишь одно сообщение – от бабы Любы, с приветом «дитятке», а начальство загадочно молчало. Может, и к лучшему. Если что, я и сама к делу пристроюсь. Позиции, условия и обязанности оговорены давным-давно, и вряд ли за четыре года моего бесславного «отпуска» они изменились. Другое дело, что изменились обстановка и знания «объектов», и мне позарез нужна информация о нынешнем состоянии дел. Что-то, конечно, расскажут старшие приюта, но они насквозь местные и в курсе лишь теоретически.
А кто ещё в полях и в теме? Кроме живых – мёртвые. И это… мысль.
В ванной я быстро умылась над тазиком и побрела на кухню, где как раз закипал на огне чайник и летала Руся, напевая и расставляя чашки-ложки. На столе обнаружились тёплые драники, и я с удовольствием подмела всё, что было, залив Ужкину стряпню кружкой ромашкового чая.
– Эф, а почему ты так редко приезжаешь? – Руся висела в любимой позе парашютиста, облокотившись о стол и болтая босыми ножками. – Почему на совсем не останешься? Здесь скучно без тебя…
– Нельзя, – я встала за второй кружкой чая. – Я… В общем, я здесь умираю.
– От чего?.. – вскинулась девочка.
– Вот, – я подтянула длинноватый рукав футболки. На смуглой коже левой руки рваной чадящей раной чернела лунка, где прежде находился «уголь». – Это называется «выжигание». «Уголь», с которым я родилась, мне выжгли. Теперь я живу за счёт «углей», заключённых в артефакты, – и кивнула на трость, – а они здесь не работают. И я в любой момент могу мумифицироваться.
Детям, поучала наставница, надо всегда говорить правду, какой бы она ни была. Да и врать Русе бессмысленно – она чует ложь не хуже нечисти. И у меня – камень с души. Я устала ходить вокруг да около, объясняя, что не приезжаю не потому, что не люблю.