Ведьма: тьма сгущается… - стр. 20

Холодный пот катился по лицу Вовки, когда он копал могилу. Он знал, кому она предназначалась. Николай Палыч ещё вчера сообщил, что похороны кузена начнутся в 13:30 – к этому времени должно быть всё готово. Палыча заменил крепкий парнишка, который, казалось, вовсе не хотел работать. Всё больше копали Вовка и дядя Петя, а тот курил, пил воду, отходил в туалет. Когда ты на замене, можно вести себя как угодно и всё равно тебя поблагодарят, но если ты в своей бригаде, халтурить нельзя. Вовка же работал изо всех сил. Копал почти без передышек, до мокрых волос, до противного холодка под одеждой и боли в запястьях – копал так, будто этим сможет искупить свой поступок.

Вылезал из ямы грязный. Потемневшая от пота чёлка сосульками падала на глаза. Дядя Петя слил ему воды на руки. Вовка умылся, вытерся носовым платком. Выдохнул, чувствуя, как дрожат поджилки. Всё утро думал, стоит ли идти на работу, или позвонить начальнику, покашлять в трубку, сослаться на болезнь и остаться дома. Или вообще, убежать подальше от Палыча, его кузена, тёти Зины, Митяя… чтобы никто не нашёл, даже сама смерть. Только вот куда бежать? Некуда. Вот и решил идти, смотреть в лицо страху.

Сперва Вовка увидел его издалека. Бледный, как все мертвецы, прямой, с острыми плечами и подбородком. На лбу полоска ткани. Рядом стоят живые. Определить родных людей было проще простого. Они целовали мертвеца в лоб. Остальные подходили, что-то шептали, крестились или просто молчали, не зная, куда деть растерянный взгляд. Кто-то и вовсе оставался в стороне, обсуждал что-то с такими же, как и он сам отчуждёнными.

Стройная блондинка в чёрном платье и тёмно-серой куртке тёрла нос, лицо, долго говорила что-то, стоя над телом. Затем подошёл Николай Палыч – таким Вовка видел его впервые – чистым и опрятным, седина из-под чёрной шляпы, клетчатое шерстяное пальто, костюм с иголочки. Так и не скажешь, что могильщик. Быть могильщиком – значит быть грязным, быть в стороне, а Палыч сейчас со всеми. Тоже плачет, а может – притворяется. Поддерживает под локоть женщину, говорит что-то. Слова застывают в воздухе и тают, не долетая до Вовкиных ушей. Серо-чёрная процессия, словно змея медленно подбирается к добыче. Вот ещё одна женщина, пожилая, полная, кудрявая – может быть мать или тётка – долго стояла, прижав к лицу платок, потом припала к груди умершего. Значит, всё-таки мать.

Вовка закурил, затянулся так крепко, что чуть не потекли слёзы.

– Расстреливать надо гадов, что такое творят. Жену лишили мужа, детей – отца, – вздохнув, тихонько просипел дядя Петя.