Ведьма и компания. Брачный сезон - стр. 60
– Коллектив дома культуры... художественный руководитель... – иногда пробивалось сквозь грохот музыки, и очередная команда врывалась на площадь.
За спиной послышался перестук копыт, Андрей обернулся – к их шатру подъехала открытая коляска, запряженная белоснежными лошадками с золотыми гривами.
– Гривы не трогайте – еле успели их покрасить, – выскакивая из коляски, нервно бросил Степан Петрович и дернул полог шатра. – Как вы, девочки? Следующий выход наш... – и замолчал. Мгновение тишины сменил благоговейный вздох. Андрей сделал над собой усилие, чтоб не оттолкнуть Степана Петровича с дороги – ну можно ли так испытывать терпение?! Внутри тоже решили, что нельзя. Преисполненные важности мастерицы вышли из шатра и встали у входа, а на порог шагнула сверкающая серебром и золотом тоненькая фигурка. Андрей молчал и смотрел на Дину.
– Ты... такая красивая... – наконец произнес он, почти ненавидя язык человеческий за то, что в нем так мало слов, чтоб рассказать ей, какая она. И наконец выдавил единственное, что пришло в голову: – Ты... как Снегурочка. – И мысленно застонал, понимая, что чушь все это, не то, не то...
Степан Петрович и старшая из мастериц дружно хмыкнули, а вот Дина улыбнулась светло и ясно – по его лицу и так все было понятно: и как много он бы хотел сказать, и какими нелепыми и неуклюжими ему кажутся слова. Андрей протянул руку, она оперлась на его ладонь кончиками пальцев, Степан Петрович распахнул дверцу коляски, и Дина впорхнула внутрь. Мастерица протянула ей расшитую жемчугом крохотную сумочку, дверца захлопнулась. Кучер в старинной ливрее и завитом парике с косицей щелкнул вожжами, коляска тронулась. Андрей шагнул следом... Степан Петрович подхватил его под руку:
– Пойдемте, тут есть места для групп поддержки.
Вместе с мастерицами они принялись пробиваться к небольшому отгороженному навесу. Они успели вовремя. Только отзвучала очередная лихая мелодия, отплясали – с присвистом и топотом каблуков – развеселые маланкари. Над толпой повисла пауза. Люди шумели, смеялись, переговаривались, кто-то покупал горячий глинтвейн. Шум чуть стих... и вот-вот должен был разгореться заново: дескать, почему не продолжают, все кончилось, что ли? Именно в этот момент зазвучала нежная, похожая на дождевую капель старинная мелодия и в нее вплелся негромкий цокот копыт. Раз... раз-два-три... Девушки в белоснежных платьях и парни в пестрых гусарских доломанах влетали на площадь в стремительном скольжении венского вальса – и закружились как метель из снега и конфетти. А следом – открытая коляска, увитая настоящими, живыми цветами и лентами. Посреди этого бело-розово-сиреневого великолепия стояла девушка. Степан Петрович правду говорил о свадебных платьях из своего села – любой, хоть итальянский, хоть французский, дизайнер отдал бы тут руку, которая не нужна ему для шитья, лишь бы создать подобный шедевр. Пышную белую юбку, плотно, стежок к стежку, покрывала вышивка, рисунок повторял морозные узоры на окне. Сверху был накинут отделанный белым мехом по воротнику и рукавам серебристый жакетик, утянутый в талии – такой тоненькой, что казалось, ее можно обхватить двумя пальцами. И все это белоснежное великолепие разбивал плащ золотых волос, струящихся чуть не до самой земли и лишь едва прикрытых крохотной кокетливой шапочкой-снежинкой. Площадь дружно вдохнула... и так же дружно забыла выдохнуть.