Ведьма - стр. 8
Франц Энгельберт Лейтхольд повернул голову.
«Нет, дитя», – мягко ответил он. «На этот раз вам придется довольствоваться Гертрудой Хегрейнер».
Хильдегард нежно обняла отца и убрала его полуседые волосы со лба.
«Правда? Неужто так торопится с твоей мерзкой поэт-эпиграммой, которую даже порядочной девушке не разрешают читать? Идет! Освободись сегодня!»
«Невозможно, моя дорогая! Я прямо сейчас в центре этого – и нахожусь на пути к проблеме – я говорю вам, чрезвычайно странно! Как только я теряю нить… То, что не забираешь сразу, часто исчезает от нас навсегда. Иди в сад, милый! Или, если хотите, немного в Гроссхайм. Проселочная дорога все еще довольно загружена».
«Какой позор! – воскликнула она, слегка приподняв губы. "Я пойду" теперь так очень счастлив с тобой! Гертруда надоедает мне со всей своей добротой, и гулять одна… Но ты должен видеть это, отец, ты слишком много делаешь для себя!»
«Я не боюсь этого. Это издание Martialis доставляет мне огромное удовольствие. А то, что человек делает с полным удовольствием, само собой проходит. Так что оставь меня в покое! Сегодня вечером мы поболтаем еще час. Затем я снова расскажу вам [330] кое-что об восхитительной глупости моего коллеги по Лейднеру!»
«Я „ смотрит вперед» смеялся молодой девушки. «И не сердись на меня, если я сейчас тебе мешаю!»
«Зло? Можно ли сердиться на тебя? Это было бы ничем иным, как желанием разозлиться на солнечный свет, который заглядывает в мою комнату! Ты имел в виду хорошо, на этот раз как всегда! Кстати – позвольте мне взглянуть на вас! Синий халат прекрасно смотрится на тебе. И вот майские цветы! Вы правы, когда наряжаетесь! Если бы я был юношей в шестом люструме, а не твоим старым пятидесяти четырехлетним отцом …»
«Вы все еще балуете меня! – воскликнула она, краснея. «Так до свидания! Это будет сегодня поздний ужин?»
«Может быть, дитя! Только не жди меня! Потому что, как я уже сказал …»
«О, я жду, и когда" берет с до девяти! Я не могу отведать кусочек без тебя! Да ест Гертруда одна!»
Она быстро поцеловала его в лоб и вернула его римскому эпиграмматику. Франц Лейтхольд посмотрел ей в глаза и пробормотал, потерянный во сне:
«Совершенно благословенная мать! Такая родная, такая умная – и такая благородная, прекрасная душой и телом! Пусть Бог Вседержитель всегда принимает их под свою милостивую защиту!»
Некоторое время он думал об этом. Как будто печаль дорогого воспоминания захлестнула его. Серьезная, слегка дружелюбная голова с величественной темной бородой лишь нерешительно склонилась над книгой и наполовину написанным листом, пока, наконец, Маркус Валериус Мартиалис не победил мягкосердечные порывы момента.