Ведьма - стр. 5

Лизелотт пришлось сесть. Колени ее дрожали от возбуждения. Опустив лицо, она крепко сложила коричневые руки и пробормотала короткую молитву.

Хильдегард Лейтхольд стала очень серьезной. В живом общении со своим храбрым, остроумным и дальновидным отцом она рано научилась воспринимать несчастное колдовское и колдовское безумие, которое все еще доминировало у большинства современников, тем, чем оно было на самом деле – печальным призраком, который с его возрастом Старые языческие идеи противоречили здравому смыслу настолько же, насколько противоречили доктринам и взглядам очищенного христианства. В то же время, однако, она пришла к осознанию того, что при нынешнем положении дел чрезвычайно опасно и, более того, бесполезно выражать это мнение словами, особенно здесь, под скипетром ландграфа Отто фон Глаустедт-Лиха, Тот, кто был полностью под чарами, обнаружил эту пагубную болезнь того времени и под влиянием придворного маршала Бенно фон Трейса и секретаря Шенка фон дер Велена дал клятву искоренить колдовство и магию в своей стране любой ценой. Это стремление честного, но ограниченного принца было особенно оживленным в течение примерно шести месяцев для Глаустедта – самой большой общины в Ландграфстве, которая намного превосходила резиденцию ландграфа в Личе. В то время как соответствующие дела ранее дошли до обычного трибунала, городского суда Глауштадта, ландграф поручил охотнику на ведьм, которого уже много раз судили и проверяли в других странах, Бальтазару Носу, которого многие опасаются, создать специальный зловредный суд. в Glaustädt, чтобы вызвать к существованию. Этот трибунал, наделенный всеми мыслимыми силами и привилегиями, работал так строго и жестоко, что можно было почти говорить о своего рода терроре со стороны Бальтазара Носса. В любом случае нецелесообразно каким-либо образом критиковать меры и решения кровного суда или даже выражать малейшие сомнения в законности процесса над ведьмами в целом. И то, и другое неизбежно привело бы к самым неприятным последствиям. Ужасали только в ближайшем окружении, выговаривали там, где были абсолютно уверены в единомыслии и строжайшей секретности, а в остальном придерживались принципа, согласно которому в диалоге с незнакомыми и далекими людьми никогда не должны затрагиваться соответствующие вопросы.

Заблуждение о магии и колдовстве никогда не приходило в голову Хильдегард Лейтхольд так быстро, как сейчас. Секунду она боролась. Слово уже было на кончике ее языка, которое жена глупого фермера, вероятно, исполнила бы нерешительным ужасом. Но в нужный момент она подумала об этом. Но она ничего не могла поделать с судьбой, так внезапно постигшей Кляйнвейлера. ПОЭТОМУ было бы безумие barte, этот суеверный [328] Weiblein противоположные взгляды показывают, что потенциально могло бы привести к самому прямому пути до Трибунала. Она вспомнила предупреждения своего отца, который достаточно часто говорил в конце насыщенной событиями дискуссии: «Будь верен себе, Хильдегард, и всегда следи за своим языком!» Еще не настал тот день, когда мы сможем свободно говорить, как нам заблагорассудится! Но рассвет наступит, несмотря на всю темноту. А пока нужно терпеть и ждать!