Ведьма - стр. 5
– А вы, Панкрат Елизарович, с дороги не сворачивайте, – отвечает ему Солово. – По накату берите. – А сам про себя пристав мыслит, что тому уряднику хоть по сухой дороге, хоть по снегу в Хоружи добраться будет нелегко, а с его-то величиной в теле да тридцать верст по завьюженной дороге так вообще – гиблое дело.
А Захлебышев смотрит на пристава с мольбой в глазах и в щеки красные свои воздух дует, может, полагает, что изменит начальство решение свое, – смилуется.
– Да какой там чёрт – накат, извиняйте Ваше высокородие! Там хоть на карачках лазь и мацай руками, а дороги не найти! А еще та вьюга! Глаза так и забивает и забивает! Вооо! Гляньте! – урядник вплотную к приставу подступил, и глаза свои вытаращил. – Ну? Шо Вам видно, Ваше высокородие?
– Ну, глаза как глаза, – взглянув в глаза уряднику, отвечает Солово. – У вас, Панкрат Елизарович, замечательные глаза.
– Оно-то понятно, Ваше высокородие! Но я ж теми глазами ни чёрта не бачу! От тыкните дулю!
– Да, что вам такое в голову забрело, Панкрат Елизарович? Не хочу я вам ничего тыкать! – сбитый с толку, говорит Солово.
– Да вы не пужайтесь, Ваше высокородие! Тыкайте!
Солово подумал секунду и ткнул в нос дулю уряднику, точно револьвер.
– Ну шо?.. Тыкнули? – спрашивает Захлебышев.
– Тыкнул.
– А шо вы тыкнули? – поинтересовался урядник и по кабинету руками ощупывать все вокруг давай, ну точно в потемках.
– Поезжайте, прошу вас, Панкрат Елизарович, – говорит Солово, разгадав нехитрую уловку Захлебышева. – Тут дело важное. Читали, что люди пишут? Руки на себя за дочку наложить вздумали.
– Читал, Ваше высокородие, – понуро отвечает Захлебышев. – С Божье милостью завтра с утра и выеду…
Это сейчас вам машины да дороги в асфальте, а до того как царя скинули, ничего такого не было. Вместо машины лошадка крестьянская, зимою снега, а летом грязи по шею. Вот и вся вам, что ни на есть, правда. Но и то есть правда, что земля русская в любое время года очаровательна: хоть – по левую руку гляди, хоть – по правую. Кругом красота необычайная! Вот только весною раннею да осенью позднею красота та природная спадает на время, затихает, как говориться, и обнажается, словно молодуха какая, сбрасывает с себя одежду старую и примеряет новую. К зиме, к примеру, одевает одежду белую и пушистую, к весне наряжается в зеленую и сочную, а к лету в многокрасочную. Ох, как же повезло человеку русскому, что случилось ему жить на такой благодатной земле! На такой земле, что и взору упереться не во что, где воздухом свежим дышать – не надышаться, где захочешь, раскинешь руки в ширину, да как закричишь во всю глотку, а до тебя все равно никому нет дела. Кричи себе, хоть закричись…