Ведьма-двоедушница-3. Самозванец - стр. 15
– Это не так! Игорь, я… Как ты можешь так говорить, так думать?
Я со злостью бросила осколок через всю комнату и, встав, посмотрела на него сверху вниз.
– А как я могу думать иначе? – снова горько усмехнулся он. – Ты перестала со мной разговаривать, как раньше, делиться своими мыслями и планами. Я и про брата твоего узнал, чисто случайно подслушав ваш разговор с Марком. Дома ты почти не бываешь, и я вижу, что наша жизнь стала тебя тяготить. А ночами… Ночами, когда ты зовешь его, я боюсь, что ты жалеешь, что выбрала меня, а не его, что стала моей женой, а не его, что умер не я, а он, и что ты просто в этом не готова пока признаться.
Я хотела поспорить, но не стала, ведь он был прав, то есть прав отчасти. Наша жизнь так быстро и резко изменилась, что у меня даже не было возможности, да и желания, обдумать, что же она теперь из себя представляет, то ли это вообще к чему мы стремились, когда мечтали о завершении истории с орденом и Витольдом.
И да, от нас прежних тоже мало, что осталось, кроме разве что секса. Мы перестали почти разговаривать, как раньше, обремененные каждый своим, ну, и девочками еще, и то – в основном Игорь, а не я. Мы стали жить как соседи с привилегиями в виде секса, чтобы изредка снимать стресс и напряжение, или просто, чтобы убедить себя, что все вроде бы по-прежнему.
– Мне больно, – тихо сказала я, снова опускаясь на пол, – очень больно. Да, я тоскую по Косте. Очень. Ты не представляешь как мне горько, что… Что он ушел. Снова. Ушел, положив все ради меня, как и в прошлой жизни. Я боюсь, что и в следующей жизни он не обретет счастья, что воспоминания будут возвращаться к нему, что он будет обречен снова и снова страдать. И все из-за меня. Потому что я не умела любить, и, наверное, не умею сейчас. А когда я смотрю на Веру, то мне становится еще хуже, потому что я не должна была… Я… Мне следовало самой разобраться с орденом, с Витольдом, не допускать повторения бойни, не губить их. Я…
Я всеми силами старалась не расплакаться, но не выдержала. Мне не удалось пережить то, что мы называли "победой", не удалось справиться с воспоминаниями, чувствами, потерями. Я знала, что со временем боль притупиться, придет смирение или что-то вроде того, но не знала я, то есть не думала, что мои переживания сказываются на Игоре, моем самом близком человечке на земле, которому тоже приходилось проходить в той или иной степени то же самое, только еще и не только за себя, ведь эмпатию он отключить не мог, и кто знает, чьи еще страдания кроме моих он вынужден был пропускать через себя.