Ведические корни Русской равнины - стр. 7
Северное сияние
В другом – риши Нарада (отметим, что высочайшая вершина Приполярного Урала носит название Нарада) также достиг большого Белого Острова и призывал бога, который явился ему «зримый во вселенском обрезе… как бы подобно месяцу духовно чистый, и вместе с тем, как бы вполне от месяца отличный, и как бы огнецветный, и как бы мысленно мелькнувшее звезды сиянье: как бы радуга крыла попугая, и как бы хрусталя искристость; как бы иссиня-черный мазок, и как бы золота груды; то цвета ветки коралла, то, как бы белый отблеск; здесь златоцветный, там подобный бериллу; как бы синева сапфира, местами подобный смарагду; там цвета шеи павлина, местами подобный жемчужной нити. Так многоразличные цвета и образы принимал Вечный, Святой, стоголовый, тысячеголовый, тыченогий, тысячеокий, тысячечревный, тысячерукий, а местами незримый», и пространство вокруг зазвенело.
Для сравнения имеет смысл привести описание полярного сияния сделанное в 1856—1857 г. известным этнографом С. В. Максимовым: «был прикован глазами к чудному, невиданному зрелищу, открывавшемуся теперь из темного облака. Оно мгновенно разорвалось и мгновенно же засияло ослепительными цветами, целым морем цветов, которое переливались из одного в другой и, как будто искры сыпались бесконечно сверху, искры снизу, с боков… Вот обольет всю окольность лазоревым, зеленым, фиолетовым, всеми цветами красивой радуги, вот заиграют топазы, яхонты, изумруды… Ничего не разберешь, ничего не сообразишь для одного, цельного впечатления, – все мешается и путается. В глазах рябит и становится больно. Дашь глазам отдохнуть на стороне, но там встречают они прежний мрак, обрамляющий чудное, невиданное зрелище. Обращается опять к нему, но уже там явились новые виды. Как будто огромная, всемогущая кузница пущена в ход: и только не видишь рабочих, не слышишь молотов за дальностью, близорукостью. Видишь один громадный горн, бегающие в нем искры и все это горит таким ярким светом, какой едва ли придется видеть в другом из чудных зрелищ чудной природы, кроме северного сияния, проживи хоть тридцать, пятьдесят лет. Так думалось мне на ту пору, и невольно шли на память бессознательно выученные в детстве, теперь при наглядном сравнении, поразительные стихи Ломоносова, который знаком был с красотой явлений полярного неба в ранней юности:
«Лицо свое скрывает день,
Поля покрыла мрачна ночь,
Взошла на горы черна тень,
Лучи от нас склонились прочь,
Открылась бездна, звезд полна:
Звездам числа нет, бездне – дна.
С полночных стран встает заря:
Не солнце ль ставит там свой трон?