Ведь - стр. 16
Невдалеке от Аничкова моста на середине затянутой льдом реки поднимался пар. По наклонному спуску мы быстро сошли вниз. Но надо было и вправду лишиться последнего разума, чтобы шагнуть на этот хрупкий подтаявший лед.
Молча смотрели мы на далекую полынью.
– В нашей семье, – тихо заговорила Юлия, – эта примета оправдывалась трижды. Три раза билось зеркало, и три раза следовали похороны. Мама, отец, брат. Значит, настала моя очередь. Над каждым человеком довлеет какой-то знак. Бессмысленно бежать от судьбы.
– Ты действительно веришь, что, если осколки сразу же бросить в проточную воду, знак сотрется? – спросил я.
– Да, – ответила она. – Бегущая вода очищает.
Ссутулившись – ни разу не видел я прежде ее такой подавленной и беспомощной, – сунув руки в карманы своей дорогой просторной шубы, она медленно пошла по спуску вверх.
Никогда не забуду, как она шла.
Я не стал ее окликать. Я глубоко вдохнул в себя холодный воздух и спустился на лед.
Честно признаюсь, я решил сделать это не из жалости и сострадания к ней и не для того, чтобы показать себя шальным храбрецом, но мне вдруг захотелось – и так сильно! – проверить, действительно ли я нахожусь под вниманием той безграничной потусторонней силы, существование которой я предчувствовал, и я нужен этой силе, ценен для нее или это тоже миф, как бессмертие души за гробом или влияние разбитого зеркала на судьбу человека. И если я нахожусь под ее вниманием, если я для нее ценен, то будет ли она сейчас обо мне заботиться?
Поступок безрассудный, мальчишеский, просто глупый, учитывая, что человека, который проваливается под лед на реке, спасти невозможно – его мгновенно уносит течением под ледяной панцирь. Даже если он успеет ухватиться за кромку полыньи, то и в этом случае никаких шансов выбраться нет: отяжеленное намокшей одеждой тело принимает горизонтальное положение, изменить которое человеку не под силу.
Я шел медленно, везя подошвы меховых сапог по заснеженной плоскости льда и широко расставив руки в стороны. Я сделал шагов двадцать, но мне почудилось, что спасительная береговая линия осталась в какой-то другой, уже не принадлежащей мне жизни. Как ни удивительно, ни в туловище, ни в голове страха не было; он весь тяжелел в кистях расставленных рук. Юлия что-то кричала мне, но я не оборачивался.
Хруст раздался внезапно.
Я мгновенно присел, словно сверху на меня надавила вся небесная твердь.
Трещина прошла метрах в двух справа.
Я лег на живот и пополз. Думал я об одном: каков по фактуре будет звук лопающегося подо мной льда и каково будет первое огненное ощущение ледяной воды, которая уже совсем близко парила в полынье и от этого казалась горячей. Пар тут же срывало ветром и вместе со снегом уносило по льду в сторону темных арок моста, над которым сквозь метель вставали на дыбы силуэты бронзовых коней.