Вечный зов. Том 2 - стр. 95
– Я знаю, – сказала Наташа.
– Ага… Объявляется и требует у Филата: проведи через белки, через перевал. Филат каждое дерево в тайге знает, каждую тропку. Ну, он за шапку и ведет. А следом, бывало, каратели объявляются. У них тоже был начальник такой, али командир, по-военному… Зубов по фамилии. Большой полковничий чин он уж носил…
Акулина Тарасовна вдруг привстала торопливо, глянула на Наташу почему-то хмуро.
– И его знаешь… Зубова-полковника?
– Нет, откуда же! По рассказам только. Анна Михайловна, мать Семена, мне рассказывала… будто тот Петр Зубов, бандит этот, который у Огородниковой Маньки был, сын того полковника.
– То-то и оно, что сын, – горько произнесла старуха, на несколько мгновений умолкла. Затем, сглотнув тяжелый комок, чуть изменившимся, как-то погрустневшим голосом продолжала: – Ладно, слушай дале, раз я начала… Ну, значит, заявливаются каратели, опять же грозятся: «Где партизаны? Веди!» Берет Филат шапку…
– И их водил?! – воскликнула Наташа. – Карателей?
Акулина Тарасовна неслышно и мягко опять легла, прикрыла плоскую грудь пестрым одеялом.
– Води-ил, а куда денешься? Коли наганом в рыло тычет…
– Но это же… – Наташа не договорила, захлебнулась в гневе.
– А ты ему, как увидишь, это и выскажи, – усмехнулась старуха. – Чего на меня-то?
– И выскажу! И не только ему!
– Поликарпу? – Старуха повернула к Наташе легкую голову. – Да он и сам все знает. Эх ты, горячуха… Жизнь-то человечья речка вековая. Весной, бывает, разольется речка, берега затопит, дома снесет… Громотуха счас обмелела почто-то, а ране, бывало, целые деревни с берегов слизывала. Что же, за это ее надобно запрудить, камнями завалить, под землю схоронить с лица земли?
– Не об том вы говорите! – возразила Наташа. – Это стихия… И вообще – при чем тут река? О человеческих поступках речь.
– Ну да, об человеческих, – согласно проговорила старуха.
– А они бывают благородными, а бывают подлыми!
– Это тоже верно, – кивнула старуха. – Вот много подлых-то я поступков от Филата моего перенесла. Взял-то он меня вон какую, от властей прикрыл, ладно уж, все думала… А вот одного дела его не вынесла… И сбежала от него из Облесья. Сюда вот. Сколь годков уж одна тут живу, люди-то и считают меня бобылихой.
– Какого же поступка?
– Петьку-то Зубова, бандита этого, мой Филат, считай, вырастил.
Наташа даже привстала невольно.
– Да ты сядь, чего уж, все по порядку доскажу… Значит, как произошло? Кафтанов-то, отец-то Анны Савельевой, живодером оказался – не приведи господь, тоже свой отряд собрал, за Кружилиным гонялся по лесам вместе с тем полковником Зубовым. А малолетнего сынишку своего Макарку с Лушкой Кашкаровой к нам в тайгу доставил, велел их Филату спрятать в лесных глыбьях и, значит, оберегать. Ну, он и оберегал… И в той избушке, где меня нашел, жила она, и в других. У Филата их много по тайге было. Да и счас есть. Вот, значит… И жил он с Лушкой напропалую. С другими – ладно, помакает в блюдце да бросит. А к этой прикипел. Я-то венчанная и, значит, как бы там ни то, от бога, а с ней – так… Две жены, значит, у него стало как бы. Приедет в Облесье, поживет со мной – да в тайгу на неделю… Потом слышу, Зубова-полковника где-то прикончили, я помолилась за упокой… А Кафтанов прислал к Лушке его сына-малолетку, Петьку этого, который в вора-бандита теперь по тюрьмам вырос.