Вечный зов. Том 1 - стр. 117
– Даром не достанемся… Даром не достанемся…
К счастью, колонна прошла, с автомашин их не заметили. Но они не знали, что с противоположной стороны дороги за ними давно и хладнокровно наблюдало несколько пар глаз, что их давно держали на прицеле.
В плен их взяли быстро, бесшумно и до удивления просто.
Когда прошла последняя автомашина, они еще минуты три полежали в кустарнике. Потом Василий сказал:
– Я говорил, что я счастливый… Вы, папаша, со мной не пропадете. Устали?
– Тяжелый он, – вместо ответа сказал Савельев.
Василий приложился ухом к груди капитана, послушал.
– Живой, кажись… Ну, моя очередь. Держите автомат.
Василий привстал, огляделся. Перекинул через плечо бесчувственное тело Назарова и побежал через дорогу.
Они вышли на крохотную полянку, и здесь Савельева кто-то сшиб страшным ударом в голову. Он все-таки вскочил, сквозь кровавую пелену увидел чье-то улыбающееся, круглое и чужое лицо. И еще увидел, как беспомощно крутится на поляне Кружилин с телом капитана на плечах, а вокруг, наслаждаясь беспомощностью русского бойца, стоят и гогочут несколько немцев. Все это промелькнуло перед глазами Савельева в одну секунду. Он повернулся, увидел, как немец с жирным лицом поднимает с земли его винтовку и автомат, которые Антон, падая, выронил, кинулся было к нему, надеясь вырвать винтовку, но другой немец подскочил сбоку и ударил в плечо чем-то тупым и тяжелым. Савельев откатился на самый край поляны, но опять вскочил… Прямо в глаза ему смотрел черный зрачок автомата.
Так и не дозвонившись до Новосибирска, Поликарп Матвеевич вышел из райкома. Евсей Галаншин, конюх, скреб метлой перед крыльцом, сгребая мокрые окурки, сбитые дождем листья.
– Дождик-то славный пролился, – сказал Кружилин. – Хорошо для пшенички.
– Дождь парной – хлеба волной. Это уж так, – подтвердил старик. – Да корявый Емеля и есть не умеет. Ему кашу в рот кладут, а она вываливается.
– Это почему?
– А сам корявый – и рот дырявый, – ответил старик, сел на ступеньку крыльца, полез за табаком. – У нас в районе каждую осень половина хлебушка на токах горит, в землю копытами втолочивается… Робят люди, робят, а потом полурожая гробят. – И сделал неожиданный поворот: – Вот и ты, гляжу, какой день все с бумагами возишься. Верка на машине этой трещотистой стучит, а ты все носом ее бумажки ковыряешь. Я вижу. Я хожу вокруг райкома, в окна подглядываю, ну, мне и все видно, кто чем занимается.
Кружилин улыбнулся:
– Это какая же связь между потерями на уборке и моими бумагами?
– А самая такая… До тебя тут Полипов все так же бумаги всякие грозные составлял: быстрее сейте, быстрее косите! Перевозил я этих бумаг в колхозы многие пуды! Ну, люди все бегом, бегом, лишь бы в эти бумажные сроки уложиться. А когда с полным ведром бежишь, не хочешь, да половину расплескаешь. И ты вроде этим же манером хочешь к уборочной подступать. А? Чтоб быстрее всех в области отстрадовать? Полипов у нас завсегда первый был.