Вечный зов - стр. 60
– Не бойся, верну тебе одежку, – проговорил Иван, подобрав с земли оторванные полы своего пиджака.
Федоров пиджак он принес в дощатую каморку на следующий день, молча кинул на скрипучий стол.
– В продолжение вчерашнего прибавлю, – пряча почему-то глаза, произнес Федор. – Ежели замечу, что привечаешь разговором… али как Семку… и уж совсем не приведи господь, коли увижу тебя рядом с Анной… На людях ли, без людей ли – все равно… Не обессудь тогда.
– Ну как же, – произнес Иван, – ты не Кирюшка Инютин, знаю.
В два прыжка Федор оказался рядом с братом, едва сдерживаясь, чтобы опять не схватить его за плечи.
– Рви снова на мне одежу, – будто посоветовал Иван. – Видишь, Агата пришила оторванные полы. Ничего, еще пришьет.
– Нет, одежу рвать не буду! – прохрипел Федор, зажимая внутри себя этот хрип. – Я тебя, контру, просто прикокну, ежели ты… сплетни распускаешь!
– Убери руки, ну?! – ощетинился наконец Иван. – Они у тебя в волосьях.
Несколько секунд братья стояли друг против друга, молча кромсая один другого глазами.
Первым не выдержал Федор, отвернулся и пошел к столу.
– Сплетни… Вся деревня про вас с Анфиской судачит.
– Ну, гляди у меня, ходи, да не оступись, – вяло, будто без всякой злобы теперь, промолвил Федор.
…Кирьяна Инютина Федор перетянул в Михайловку вскоре после того, как только обосновался на новом месте, выговорив ему в районе место своего помощника, хотя, по совести, должность Федора была нехлопотливая – одному делать нечего. Жить Инютины стали в том же доме, что и Савельевы, в пустующей половине. Когда Инютины переезжали, Анна слушала, как они устраиваются за стенкой, гремят ведрами, посудой, и временами тихонько плакала.
– Н-ну, сыть! – покрикивал на нее Федор. – Чего еще!
Недели через две-три шалая Михайловская бабенка Василиса Посконова, возвращаясь с колхозных полей, застала Федора и Анфису за деревней, в кустах, росших обочь дороги.
– И-и, бабоньки! – захлебываясь от нетерпения, шмыгала она в тот же вечер по деревне, из избы в избу. – Стыдобушка-то-о! Он ее, значит, усами щекотит в голые титьки, а она похохатывает… Я думаю: что за хохот тут? Девки, думаю, какие в кустах дурачутся… Семка гляну… Раздвинула ветви-то – ба-атюшки!
Потом еще несколько раз видели Федора с Анфисой то в перелеске где-нибудь, то в поле, то на берегу Громотухи.
– Тьфу! – плевались деревенские бабы, перемывая Анфисины косточки. – И как глаза у ней от бесстыдства не полопаются! Ить детная же, Верке уж десять лет, скоро заневестится.
– Дак и меньшой, Колька, все соображает, поди.
– В мокрых пеленках ишо давить таких надо…