Вечный запах флоксов (сборник) - стр. 18
Доктора обожали все – от самых капризных больных до усталых и всего повидавших больничных нянечек. Жил он в доме в двух шагах от больницы, побеспокоить Доктора в любое время дня или ночи было делом привычным и даже обыденным.
Он даже спал в первой, проходной, комнате на узком и жестком диване, чтобы прибежавший за ним коллега не побеспокоил членов его семьи.
А семья была огромна – две сестры, старые девы, старушка-мать, жена Доктора, маленькая и сухонькая Вера Васильевна, которую за глаза все называли Веруней, и три их с Доктором дочки.
Доктор и Веруня были так похожи между собой, что вполне можно было принять их за брата с сестрой. Три дочери – старшая, Лерочка, уже неудачно побывавшая замужем, с двумя малолетними детьми на руках, средняя, Валечка, на выданье, и младшая, Тоня, ученица восьмого класса.
Все они были как из одного инкубатора – белобрысые, с белесыми ресницами и бровями, чуть конопатые, тощие и всегда развеселые. Из большого сада то и дело доносился звонкий, быстро вскипающий смех, тут же подхватываемый обширным семейством.
Доктор, Виталий Андреевич, «дамочек» своих, как он называл их шутя, обожал.
В саду стояла большая беседка, где всегда пыхтел самовар. Слышался звук стаканов и ложечек, короткие споры – и снова взрывы веселого смеха.
Мария, проходя мимо дома доктора, с жадностью заглядывала на участок за прозрачным забором. Ей, привычной к большой семье, не хватало и шума, и споров, и таких вот посиделок.
Доктор шел по улицам поселка, приветственно кивая головой налево и направо – все знали его и всех знал он. Ну, или почти всех – всем ведь когда-нибудь случалось прихворнуть. Был он отменным хирургом – операции доверяли только ему. А его молодой коллега, «отбывающий наказание» в провинции после института, оценив, как ему повезло, присутствовал на операциях и жадно учился. Мечтая при этом о столичной карьере, конечно же, в столичной клинике.
Марию доктор выучил на операционную сестру. Тандем у них был блестящий, как часто бывает у хорошего врача и опытной медицинской сестры. Понимали они друг друга с полувзгляда, по взмаху ресниц или по неопределенному на первый взгляд, короткому жесту рукой.
Мария доктора боготворила. После операции он горячо благодарил ее за помощь, уверяя, что без нее он бы «ни за что не справился».
Почему-то она жалела его… Какая глупость – он жил в большой и дружной семье, где все его уважали и слово его считалось законом. Его обожали все без исключения. Так почему же?
А просто увидела она как-то, как сидел он у себя в кабинете, уронив голову на сильные, тонкие, в ярких веснушках руки и смотрел в одну точку.