Вечный запах флоксов (сборник) - стр. 10
От досады он чертыхнулся, осторожно выбрался из кровати и вышел на улицу покурить.
Руки дрожали, и никак не загоралась отсыревшая спичка.
Заклокотала назойливая горлица, и на заднем дворе неохотно, словно по долгу службы, пару раз коротко крикнул петух.
А Харлампий сел на скамейку под тутом, растер голой ступней упавшие темные ягоды и… Почему-то заплакал.
О том, что беременна, Танька сказала мужу среди ночи, обдав его жарким, смущенным шепотом.
Харлампий вскочил с кровати, подхватил жену на руки и долго, баюкая, как ребенка, носил кругами по комнате.
Танька плакала и смеялась, а он что-то мычал, не переставая ее целовать.
Прозорливые и опытные женщины Харитиди заметили изменения сразу – Танька стала много и жадно есть.
Однажды, стащив из огромного казана еще не остывший румяный голубец, вздрогнула от резкого упрека, раздавшегося за спиной:
– Ну и как? Вкусно?
Танька, покрасневшая, словно ее застали за воровством, оглянулась не сразу.
Позади стояла Христина и с недоброй усмешкой разглядывала растерявшуюся и смущенную Таньку.
Та растерянно кивнула и опустила глаза.
– Так и попробуй. Сама! Ты ж мужнина жена. И не разу ему борща не сварила! – недобро усмехнулась она.
– У меня не получится, – не поднимая глаз, тихо ответила Танька. – Неловкая я. Неумеха. Да и вы тут такие… Хозяйки! Где уж мне…
Христина неодобрительно покачала головой:
– Проще всего. Проще всего так сказать. Не боги горшки обжигают! А ты бы попробовала. Постаралась. Мужа ведь любишь?
Танька покорно кивнула.
– А так не любят! – упрекнула Елена.
Больше Танька на кухне не терлась – ходила в бакалейную лавку, брала каменных пряников, влажных вафель, хлеба и твердых плавленых сырков.
И тихо хрустела у себя в комнате.
К четвертому месяцу она сильно раздалась, отекла и подурнела. Даже золотые волосы потемнели, словно пожухли – будто осенние листья.
А муж ничего не замечал. Любовался ею, как в первые дни. Только по ночам прикладывал ухо к ее разбухшему белому животу и – слушал, слушал…
Рожать Таньку отвезли в Краснодар – было понятно, что есть проблемы. Оказалось, у «мамочки» нездоровое сердце. По дороге в больницу Танька все больше спала, привалившись к плечу мужа. В роддоме по лестнице поднималась тяжело, словно больная.
Такой он запомнил ее на всю жизнь – серая лестница из известняка, крашеные перила, и Танька – тяжело, медленно идущая вверх. И Танькины ноги – разбухшие, рыхлые, с темными пятками – совсем не ее легкие ноги.
На последнем пролете она обернулась, и лицо ее исказилось от неизвестности и страха. Сдерживая слезы, она попыталась улыбнуться, но это подобие улыбки было скорее жалкой гримасой.