Вечность во временное пользование - стр. 18
Прислонившись спиной к буфету, он продолжил:
– Наша семья вполне средняя, буржуазная, работящая, любит вкусно поесть, умеет много трудиться. Мы все такие. И метания у нас не в чести. В школе я сразу записался в класс рисования – не пошло. В класс фортепиано – не пошло совсем!.. Я не знал, что делать – не мог же я удрать в Париж, явиться к вам и просить: «Усыновите меня!» Спасение нашлось, когда однажды в класс на урок литературы пришла владелица книжного магазина и рассказала, что у неё можно брать книги просто почитать, а потом возвращать. Никого это особенно не заинтересовало, а вот я – пропал… Я нашёл то, что искал, пока в книжном ещё виде, но это уже было что-то…
Он умоляюще посмотрел на мистера Хинча.
– Вы понимаете, о чём я говорю?
– Ну тут ничего сложного. – Тот нахохлился.
– Ну вот и всё. Вся история. Провинциал с претензиями. И при этом абсолютно не Растиньяк. Никаких «кто победит»: заранее сдаюсь такому сопернику, как Париж. – Он задумчиво улыбнулся. – Все мои мечты – приехать к вам и умолить взять меня мальчиком на побегушках, подмастерьем, опрыскивателем цветов, на любые грязные работы, что угодно – лишь бы мне понять, как оказаться и жить внутри красоты. – Заметив, что Хинч с досадой нахмурился, он отпрянул от буфета, выставив длиннопалые узкие ладони перед собой:
– Нет! Нет, не отказывайте мне! Вы же так много работаете! Цветочный бизнес! Эти фигурки! Эти текстильные скульптуры! Везде есть грязная часть работы! – Голос его дрожал и звенел. – Я буду выбрасывать сгнившие цветы! Мыть помещения! Буду разводить вам краски! Тушь! Чай! Чем вы сейчас красите зайцев и лис?
– Откуда ты знаешь про чай? – прорычал поражённый Хинч.
– Я подписан на ваш блог, фейсбук, пинтерест, тамб лер и инстаграм! Если вы сами их ведёте, я могу помогать – я всё про компьютер понимаю! – Он едва не плакал, и Доминик предупреждающе поднял мясистую ладонь.
Хинч впервые воззрился на парня с интересом неностальгического свойства, будто пытаясь представить его в повседневной непосредственной близости от себя…
И тут Жан-Люк сделал шаг к нему и жест, самый неправильный и самый неправильно понятый в его жизни. Он откинул полы пиджака и задрал шёлковую майку над мускулистым животом: над низко, на бёдрах висящими штанами, дугой от одной косточки до другой крупным каллиграфическим шрифтом была набита татуировка «LA FLEUR MYSTIQUE».
Пораженный, перепуганный до глубины души Доминик отпрянул от нечаянного гостя. Он словно прозрел: сидит тут в цветочках, как Оскар Уйалд перед арестом, пока его соблазняет вертлявый красавчик Бози, прикинувшийся поэтичным и – о-ля-ля, мезонин с жёлтыми окнами! «Баллады Редингской тюрьмы» не хочешь? Слушает тут его сказки, как будто сам он налакался шампанского, а не этот боди-сёрфер!