Вечность мига: роман двухсот авторов - стр. 14
И Шляпонтох лил потоки банальностей, мстя за годы молчания.
Но вскоре ему надоело глумиться над миром. И он решил его изменить.
Изменить мир значило для Шляпонтоха спасти его. Но, как все спасители, начал он с обличения. «Это ли не уродливое мироздание? – разводил он руками. – Чтобы построить новое, надо разрушить старое, чтобы стать архитектором, надо побыть бульдозеристом!» Шляпонтох был убедителен, как молоток, и изворотлив, как уж. Но всё шло своим чередом, привычная инерция была сильнее его слов. «Чтобы пройти всё, нужно пройти половину, – подгонял Шляпонтох. – Нельзя понять, что такое чёрное, не видя белого».
И опять никто не трогался.
«Вам всё равно, куда вас ведут, – разочаровано махнул Иннокентий. – Вам безразлично, какой поклоняться иконе, и нет разницы, чью картину повесить – Рембранта или Шляпонтоха».
В зеркале, как во сне, умещался весь мир. Шляпонтох видел утопающие в смоге города, сожжённые войной деревни, видел миллионы глаз, прикованных к экранам, видел силу сильных и немощь слабых, видел супругов, у которых были общие дети, но разные кошельки, видел ложь, предательство, измену, видел себя, сидящего перед зеркалом, эпидемии, голод, багровую, как кровь, луну, видел горящие ненавистью глаза убийцы и другие глаза – тигра, раздирающего оленя. «Распятие на Голгофе, – думал Шляпонтох, – это извинение. Создателю сделалось стыдно за причинённые Им страдания, и Он пришёл их разделить».
А теперь мир принадлежал Богу-Шляпонтоху, и он начал кроить его на свой манер. Будто следы на песке, в его Вселенной исчезали империи и тирании, в ней прекращались войны, гибли дряхлые, изверившиеся цивилизации вместе с их кумирами, богами, представлениями о счастье, крикливыми апологетами и беспощадными критиками, на их месте расцветали новые цивилизации, в которых, однако, всё повторялось, будто в калейдоскопе. Первый век Потребления сменялся вторым веком Распятия, снующие всюду автомобили – экипажами с лошадьми, а те – парящими над головой звездолётами, бойких девушек в джинсах сменяли дамы под вуалью, но мировое древо по-прежнему поливалось слезами. Тогда Шляпонтох предоставил миру абсолютную свободу. Но и на этом пути не заслужил любви.
– Говорят, Создатель – наш отец, а, похоже, Он – отчим, – роптали недовольные. – Почему Всемогущий не даровал нам счастья?
– На то и свобода воли, – возражали им.
– А если воля в том, чтобы отказаться от свободы? – настаивали первые. – Нужна не свобода – нужно счастье!
Глаза, которыми мы смотрим на Бога, это те же глаза, которыми Бог смотрит на нас. И Шляпонтох со скукой слушал эти пустые споры о себе. «Мир – это пустой экран, на котором показывают дурное кино», – подумал он.