Вечная Золушка, или Красивым жить не запретишь - стр. 11
Запаса воздуха в легких хватило минуты на полторы. Женя издавала уже последний писк, когда с порога раздался громовой голос дяди:
– Что, черт возьми, тут происходит?
Дядя был в халате и замшевых тапочках, с растрепанной шевелюрой и гневным лицом.
– Кто кричал? – спросил он.
– Это Ирма Гавриловна, – не моргнув глазом соврала Женя, часто дыша.
– Ирма? – Дядя посмотрел на экономку и, разглядев, в каком она виде, вздрогнул.
Гестаповка открывала и закрывала рот, словно издыхающая на воздухе килька. Кажется, она была потрясена не меньше Ярославского. Поняв, что ничего путного от нее сейчас не добиться, дядя снова повернулся к Жене.
– Что с ней случилось? – спросил он.
– Она кричала от возмущения, – скорбно сказала та. – Понимаешь ли, дядя Георгий, я сегодня здорово понервничала и почти не ужинала. А ночью почувствовала, что мой организм просит пищи. В животе так ужасно бурчало… Я решила спуститься на кухню и сварить себе яйцо. – Женя кивнула на сходящую с ума кастрюльку.
– Ну? – спросил Ярославский, морща лоб в тщетной попытке разобраться что к чему.
– Ну вот, когда я собралась опустить яйцо в кипящую воду, пришла Ирма Гавриловна и, поняв, что я решила поесть в неположенное время, страшно расстроилась.
– Хочешь сказать, она визжала на весь дом только потому, что ты нарушила распорядок?
– По-моему, да. А может, ей жалко было яйца. Как бы то ни было, перед тем как вы пришли, она пыталась вырвать его у меня из рук.
Экономка издала горлом некое рокотание. Вероятно, ее прошиб пот, потому что крем потек по щекам, весело пузырясь.
– Никогда больше, Ирма, не проявляйте такого рвения на работе, – сказал раздосадованный донельзя Ярославский. – И распорядитесь, чтобы на ночь моей племяннице приносили фрукты и кефир.
Он подошел к плите и выключил газ под кастрюлькой.
– Поешь и ложись спать, – сказал он Жене. – Мы все сейчас взвинчены, поэтому будь, пожалуйста, терпимее со служащими, Ирма!
Ярославский указал экономке на дверь, и та прошмыгнула мимо него, так и не сказав ни слова. Втайне Женя надеялась, что та навсегда онемела от возмущения. Перед дядей Пыгова испытывала настоящий трепет, поэтому сегодняшнее ночное представление его племяннице, по всей вероятности, никогда не простит.
Оставшись на кухне в гордом одиночестве, Женя дрожащими руками завершила начатое, привела все в порядок и отправилась к себе. Только здесь ей стало по-настоящему плохо. Открытая схватка с Пыговой была для нее равносильна революционному мятежу. Кое-как успокоившись, она подумала, что теперь, когда экономке приказано приносить ей кефир и фрукты, той не нужно будет придумывать предлога, чтобы врываться в ее комнату в любое время дня и ночи.