Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки - стр. 35

Трудно воскресить в памяти то, насколько близким другом может быть собака для мальчишки, но смерть моей собаки Папа – мне тогда было десять, хотя нет, почти одиннадцать, – стала следующим событием, из-за которого моя озабоченность вопросами смерти стала неотъемлемой частью моего растущего осознания. Собака безусловно важнее золотой рыбки, а эта конкретная собака играла в моей повседневной жизни гораздо более заметную роль, чем даже дедушка, сдержанный, суровый и далекий. Я постоянно играл с Папа. Каждый день, когда я возвращался домой из школы, он встречал меня, виляя хвостом и явно выражая радость. Этот пес, помесь колли и немецкой овчарки, был достаточно крупным, чтобы резвиться со мной во дворе, бороться, валясь на земле, и даже дотянуться до моего лица и лизнуть его. У нас в семье эта собака прожила даже дольше, чем я. Имя ей досталось благодаря моей старшей сестре Бетти, которая не могла отчетливо выговорить «паппи» [щенок], когда он только появился в доме, и наш питомец стал Папа. С тех самых пор, как я себя помнил, Папа был рядом, и я не думал, что когда-нибудь его уже не будет. Он просто был частью нашего дома. Будто мебель. Да, будто моя кровать. Ему минуло двенадцать лет, а я понятия не имел, как долго живут собаки. И когда однажды утром оказалось, что он умер, проблема смерти вновь неотвратимо встала передо мной. Нет, никаких несчастных случаев на сей раз не случилось. Никакой нечестной игры. Смерть наступила по естественным причинам. Так я впервые изведал скорбь от тяжелой утраты. Я оплакивал эту потерю. И в тот же раз я впервые увидел похороны. Мой отец вырыл могилу. Я мысленно отметил, что умерших существ хоронят в земле. Мы обозначили место могилы камнями, цветами и даже маленьким крестиком из палочек. Я не совсем понял, что означает крест: подумал, его просто принято ставить на могилу. Но там, где место в моем сердце раньше занимал пес Папа, теперь зияла пустота.

К тому времени как умерла моя собака, я регулярно посещал воскресную школу и слышал рассказы о месте, которое называли «раем», а также, несколько реже, – о месте, называемом «адом». Мои учителя из евангелической воскресной школы были взрослыми, а я по-прежнему находился во власти иллюзии, что взрослые знают о жизни все. И вскоре после смерти Папа я спросил учителей, увижу ли я когда-нибудь снова мою собаку. Оба заверили меня, что увижу, но их ответам недоставало подлинной убедительности. Их беспокоило скорее мое горе, нежели реальность будущей жизни. И если заверения могли мне помочь, они охотно и с готовностью предлагали их. Однако дети улавливают разницу, и слова учителей меня не убедили. Я знал только одно: моей собаки больше нет. Люди говорили мне, что всегда можно завести другую. Казалось, собак они воспринимают как нечто заменимое. Эта мысль была для меня новой и неутешительной. Пса Папа я воспринимал как члена своей семьи. Неужели членов семьи можно заменить? Об этом я не спрашивал вслух, только мысленно. Теперь тень смерти казалась мне длиннее, чернее и еще неизбежнее. Она надвигалась на меня, а я при этом начинал понимать, что значит быть человеком. Что это всегда нелегко. Людям приходится танцевать со смертью, прежде чем они сумеют радоваться жизни и смеяться вместе с ней.