Вдали от рая - стр. 20
– Потом посмотрю, – пообещал он.
День клонился к вечеру. Начавшийся с отдыха и приятных необременительных занятий, он завершался в самом что ни на есть благодушном состоянии, на веранде дома в Привольном. Пахло деревом и свежим тестом с корицей и ванилью. Кресло – удобное, но не слишком мягкое, в самый раз – нежило уставшую поясницу, располагало к покою и отдыху. С веранды сквозь сад, за которым ухаживал приходящий садовник, открывался прекрасный вид на пруд, где дрожало, дробясь оранжевыми бликами в замершей водной глади, отражение закатного солнца.
– Ты никогда ничего мне не рассказываешь о себе, – с упреком проговорила Валентина Васильевна.
– А что рассказывать, мама? – досадливо сказал Виктор, прожевав пирог. – Это риелторский бизнес, дела сложные и скучные…
– Недоступные для моих старческих мозгов? – язвительно поинтересовалась она.
Вместо ответа Волошин снова откусил от пирога и устремил взгляд туда, где на водной глади догорали последние лучи заходящего солнца. Ему сейчас не хотелось этого разговора, не хотелось ничем омрачать радость своего пребывания здесь. Но, похоже, сегодня объяснения не избежать. В последнее время мать особенно настойчиво требует, чтобы он с ней делился происходящим в его жизни… Но он никогда этого не делал. Даже в школе. Не поздновато ли начинать в тридцать шесть лет?
В этом доме, рядом с этой пожилой женщиной, известной до последней морщинки вокруг глаз и в то же время такой чужой… трудно было выразить словами ту непонятную и нелогичную тоску, которая вдруг охватила Виктора. На какую-то неуловимую долю секунды ему показалось, что все, чего он достиг – солидное положение в мире риелторов Москвы, шикарная квартира, машина и прочие статусные игрушки для взрослых, – ничто по сравнению с каплей простого человеческого чувства… Может быть, того самого, которое зовется глупым, слащавым, сентиментальным словом любовь? Виктор привык считать, что это слово ничего не обозначает, что оно – всего лишь прикрытие для чего-то откровенно-животного или хитровато-практичного. Но сейчас почему-то по-дурацки захотелось, чтобы они с мамой сидели и болтали так же просто и увлеченно, как это он раньше наблюдал в семьях одноклассников. Чтобы они искренне радовались, встречая друг друга даже после недолгой разлуки…
«Детям и родителям полагается любить друг друга! Полагается… Если я ничего не испытываю к матери – значит ли это, что я моральный урод? Что я вообще не способен испытывать любовь? Ни к кому?»
Чтобы доказать самому себе, что это не так, Виктор протянул руку, чтобы погладить мать по плечу – но на полпути остановился, сделав вид, будто потянулся за новой порцией пирога, хотя уже был сыт. Волошин вовремя сообразил, что его ласкательный жест выглядел бы нелепо и вычурно, и, главное, он совершенно не мог представить, как отреагировала бы мать. В их семье никогда не практиковалось такое изъявление чувств…