Вчера - стр. 31

Правда заключалась в том, что я не записывала в дневник эти туалетные эпизоды. Делала вид, что их просто не было. Смыто и забыто. А потому продолжала блевать. Снова и снова. Даже после того, как под угрозой лишения ежемесячной выплаты пообещала отцу бросить эту привычку.

Шрамы, накопленные после двадцать третьего дня рождения. Багаж, который я считала выброшенным. Невыученные уроки. Нарушенные обещания. Выболтанные тайны. Повторенные ошибки. Все, о чем я жалела. Все возможности, которые я упустила. Боль, разрывавшая сердце. Страх, заполнявший внутренности. Ужас, поселившийся в голове. Шрамы в душе как напоминание о собственной глупости.

Такой была абсолютная величина правды, свалившейся мне на голову. Невыносимой и нежеланной. Ужасной в своей неотвратимости. Неизмеримой в обхвате. Убийственной в дозировке.

Она пробила мне душу. Превратила в эмоциональную калеку. Я не могла больше прятаться под накидкой самообмана. Не могла убавить громкость ужасной реальности, затоплявшей мне мозг.

Несколько дней я провела в оцепенении.

Потом поняла, что в забвении есть покой.

Но я разучилась забывать.

11 сентября 2013 г.

Почему я не могу быть как все нормальные люди? Как домохозяйка-моно из соседнего дома, где она живет с мужем и котом. Просыпается каждое утро в хорошем настроении. Готовая начать новую страницу своей жизни. Без единого эмоционального пятнышка с предыдущих страниц. Блаженная в своем избирательном неведении.

Она не узник нежеланного прошлого.

Освобожусь ли я когда-нибудь от тяжелых воспоминаний? От травм, что закупоривают сознание. Затопляют его. Давят. Освобожусь ли от багажа памяти. От знания того, чего я знать не хочу.

Некоторое время я пыталась делать вид, что все в порядке. Что я все та же девчонка, что и раньше. Хотя той девчонки больше нет. Потом бросила. Нет смысла притворяться, поняла я. И тогда я сделала самую большую глупость в своей жизни. Выбросила старые дневники, решив, что они мне больше не нужны. Кроме всего прочего, эти дневники издевательски напоминали о двух годах относительного блаженства.

Мне хватило тупости думать, что никто не заметит.

Большая ошибка, как говорится.

Огромная.

Отец думал, что нашел для меня подходящее лекарство, правда? Таблетку изоляции. Раз уж он притащил меня в Сент-Огастин, найдя дневники в мусорной корзине, то всяко потому, что счел мой поступок безумием. Мое отчаяние – расстройством ума.

Я просто не успела прийти в себя. Понять, что отличаюсь от других людей и что это нужно скрывать.

Папочка хотел как лучше, я уверена.

Будь проклят и он сам, и этот его билет в Сент-Огастин в один конец. Мне понадобилось семнадцать лет, чтобы получить обратный.