Вавилонские книги. Книга 2. Рука Сфинкса - стр. 35
– Учителем? – Похоже, теперь она нашла его более интересным. Когда две новые бусины появились из трубы в потолке и сползли к гнезду пряжи, она позволила им остаться у ног неоткрытыми. – Чему ты обучал?
Он хотел бы притвориться, что они просто болтают и она вовсе не ведет допрос. Это казалось единственным способом удержать в узде тошнотворный страх. Конечно, трудно говорить непринужденно, когда ты запутался в паутине, словно муха.
– О, ничего особенного – чтение, письмо, математика, естественные науки, история…
– Какая история? – встряла она.
– Какая? Ну, я полагаю, та, что произошла, – ответил он со смешком.
Ее это совсем не позабавило.
– История не имеет ничего общего с тем, что произошло.
– Как вы можете такое говорить? Для меня очевидно, что вы ответственны, по крайней мере частично, за гобелен, который не дает бухте рассыпаться. Раньше я не мог понять, что на нем за узор, но те бусинки, которые скользят к вам, – это подтверждения событий, не так ли? Они сообщают вам, что добавить к записи. Итак, гобелен похож на гроссбух. Он содержит учет…
– …рождений и смертей, потерь и продаж, сезонов и бурь, долгов, клятв, черных меток, браков, приключений, песен, даже шуток. Всего, что для нас важно.
– Невероятно, просто невероятно. И все это вы отображаете в своем плетении?
– Да.
– Теперь понятно, почему гобелен полон символов, маленьких картинок и условных знаков, а не букв и цифр. Это для того, чтобы местные жители смогли прочитать его, так что он для них полезен. Вы их историк.
– Вот уж нет! – она сказала резко и пригрозила ему костяным гребнем. – Я веду записи. Тот, кто ведет записи, просто все запечатлевает. Историк все выдумывает.
Сенлин понял, что спровоцировал ткачиху, но не мог удержаться от спора, хоть и находился полностью в ее власти.
– Ну, это вряд ли справедливо.
– Согласна. Это несправедливо. Историк начинает с конца, а потом придумывает подходящее начало. Сказки сочиняет.
– Это нелепое обвинение. История – это повествование о ходе времени. И как в любом повествовании, в любой истории в нем есть некоторые детали, которые обязательно замалчиваются, некоторые прячутся под зонтиком поучительных отступлений и аналогий. Но небольшие упущения не извращают сути сюжета. Наоборот, проясняют.
– Ну конечно проясняют! Это потому, что из него удаляют все сбивающие с толку, запутанные и противоречащие части. Он понятный, потому что лживый! И вообще, кто эти благочестивые люди, пишущие историю? Кому они служат? У каждого историка, о котором я когда-либо слышала, есть благодетель, или учитель, или долг перед страной. История – это любовное письмо, адресованное тиранам и написанное кровью побежденных, забытых, изгнанных! – Ее прежняя благопристойность полностью исчезла, и Сенлин мельком увидел в ее пылкости сходство со страстностью сына. В ней тоже было немного его мании.