Василий Шуйский, всея Руси самодержец - стр. 25
Слушал Василий Иванович поминовения. И вдруг ожгло мыслью: он с братьями от князя Андрея Ярославича – двенадцатое колено в роду!
Постороннего народа в храме не было. Мужские голоса звучали, как рокоты грома. Запели первый псалом Псалтыри: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей».
И принесли белый, как снег, плащ, и облачили в этот плащ князя.
Запели второй псалом: «Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?»
И вложили князю меч в десницу.
Запели третий псалом: «Господи! Как умножились враги мои!»
И наложили на грудь Василию Ивановичу доспехи, и дали в левую руку щит.
С пением сто пятидесятого псалма: «Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его» – князя под руки ввели в алтарь, обвели вокруг престола и потом поставили перед Царскими Вратами, увенчав голову сначала княжеским венцом, а потом железной шапкой воина. И пропели ему, князю Шуйскому, славу и многие лета.
На том действо не окончилось. В братской трапезной был обед для всех монахов. В молчании прошла та трапеза, ибо была она поминовением всех воинов русских, павших в поле и на стенах, защищая милую Родину.
От величия происходящего комок стоял у князя в горле, а душа металась, как птица в силках. После бани с девками – в алтарь! Хоть бы три дня попоститься, покаяться…
После трапезы, оставшись наедине с игуменом Лукой, Василий Иванович сказал о своем сомнении.
– На нас сей грех, – вздохнув, молвил игумен. – Не исповедав, водили тебя в алтарь.
И тогда поделился Василий Иванович пришедшей ему в стыдной бане стыдной мыслью:
– Запрети или разреши, о пастырь мой! Жду в Шую приход великого царя нашего. Милостив наш государь, но грозен, и, боясь грозы, хочу дерзновенно наполнить город красными девами, потешить государя красотой.
Игумен сотворил про себя молитву, а вслух сказал:
– Да благословит тебя Господь, князь! Умилостивить великого государя – дело благодатное. Пусть злое убывает, а доброе прибывает.
Шуя всполошилась. С утра начинался перестук топоров, жиканье пил, громыхали, поспешая, телеги. Золотили кресты на церквах, сносили и жгли покосившиеся заборы, ставили новые, на окна навешивали узорчатые кокошники и наличники. И вот уж чудо так чудо: что ни день, прибывало в городе молодиц. Каждая статью – лебедь, лицом же – кто луна, кто заря, а кто и само солнце.
В хоромах князя старых людей не тронули, но всех нерях, дурнушек и нерасторопных отправили куда Макар телят гонял. Набрали самых пригожих и на всякий глаз: неприступных и лапушек, легконогих и величавых.