Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары - стр. 38

Он сделал полупоклон в мою сторону, повернулся спиной и пошел по коридору. Я смотрела ему вслед, а он оглянулся через несколько шагов, и усмехнулся.

И как усмехнулся! С таким снисхождением!..

Меня прижгло этой усмешкой, как утюгом.

Но в следующее мгновение ректор скрылся за углом, а дверь аудитории приоткрылась и показалась лохматая голова Анчуткина.

– Василиса, – позвал он робко, – ты идешь?

– Лечу, – процедила я сквозь зубы, вскидывая рюкзак на плечо.

Урок песнопений прошел для меня, как во сне – настолько я была под впечатлением от «специальной лекции», которую прочел мне ректор. А может, я и правда была зачарована?.. Зачарована ректором?..

Снова и снова я прокручивала в памяти каждое его слово, вспоминала каждый жест, каждый взгляд…

«Украл бы и во второй раз… и в третий… закинул бы на спину и уволок…», – мне казалось, голос господина Невмертича звучит прямо в моей голове – громко, настойчиво, и я снова застывала, глядя в стену, поверх кудрявой головы декана, который что-то там говорил про лады тонкие вибрации.

Я вспоминала то чувство, которое охватило меня, когда ректор взял меня за плечо. Были страх, волнение и… еще что-то, чему я не могла найти объяснения. Но явно не неприязнь. Да, мне не было неприятно… Не было?..

Совсем запутавшись в мыслях и переживаниях, я только на второй ленте немного пришла в себя и начала замечать, что происходит. Надо отдать должное – Слободан Будимирович вел занятия не в пример интереснее, чем историк Облачар. По-крайней мере, студенты слушали внимательно, смеялись, когда Будимирович над чем-то там шутил, а когда спрашивал – все отвечали наперебой, весело перепираясь. Что касается моих одногруппниц – они краснели и бледнели, стоило красавцу-декану обратить на них свой синий взор, и флиртовали напропалую. Но я сразу подумала, что шансов у них мало – Будимирович принимал их неприкрытое обожание со снисходительной доброй улыбкой, разговаривал со всеми на «вы» и совершенно никого не выделал.

Наверное, взгляд у меня наконец-то стал осмысленным, потому что преподаватель подошел ко мне и что-то доброжелательно спросил.

Со второго раза, после того, как Анчуткин, с которым мне снова пришлось сидеть за первым столом, ткнул меня локтем в ребра, я поняла, о чем меня спрашивают.

– Вы поете, Василиса? – повторил Слободан Будимирович под громогласный хохот одногруппников.

– Нет, – выдавила я, растерявшись настолько, что зачем-то взяла бейсболку, лежавшую рядом со мной на сиденье, и напялила на голову.

– Она танцует! И здорово! – выпалил Анчуткин.