Варяг. Княжий посол - стр. 33
– Неисповедимы пути Господа. – Воислав со щелчком вогнал кинжал в ножны. – Я тоже не думал, что придется со скоморошьей бородой тайны для князя выведывать, но главное, чтобы сейчас Даниил не оплошал.
– Не оплошает, зря, что ли, ты его к себе в ватагу взял? – уверенно сказал Вуефаст и усмехнулся той усмешкой, от которой у врагов варяга холодело нутро. – Сам же говоришь, Господь направляет тех, кто в него верит.
– Вот именно, тех, кто верит.
– Я вот только думаю, что жаль, завтра тебя не смогу прикрыть, стар я стал для лазанья по стенам в темноте, а отправиться в Ирий, сверзившись со стеночки… нет, Перун меня не поймет.
– Тебе ли думать об Ирии, старший, ты нас всех переживешь, а Айлад справится, он и ромейский хорошо знает.
– Я знаю, о чем говорю, – глядя в никуда, с неизменной улыбкой повторил варяг. – А ты вечно мне перечишь. Эх, ладно, пойду я. У дверей я оставил Будима и Мала, упредят, если что.
Засветло Данилу и других трудников привели в здание Академии, убраться, зажечь лампады и так по мелочи все в порядок привести, работали вместе миряне и монастырские послушники. С восходом в Академию потянулись ее профессиональные кадры: монахи, дьяки, послушники. Данила их не отличал по сану, только по возрасту: седых старцев, крепких мужчин и шебутных отроков, по возрасту совсем подростков. Само здание Даниле понравилось, оно не было большим, самый маленький корпус универа, где он учился, и то побольше будет, каменное, несколько этажей, высокие стрельчатые окна, через которые свет заливал все помещение. На первом этаже множество столов, на втором и выше отдельные кабинеты, комнаты и стеллажи с рукописями. Достаточно уютное светлое помещение. Весь персонал сперва, конечно, помолился. В одной из молитв славили каких-то седьмочисленников, кто это были такие, Молодцов сперва не въехал, но прозвучавшие имена Кирилла и Мефодия натолкнули на верные мысли. Неужели те самые создатели азбуки?
После обязательной хвалы Богу все, наконец, принялись за работу, монахи и дьячки расселись по столам, начали пристально корпеть над пергаментом. А Данилу запрягли работать на второй этаж, таскать со стеллажей ящики с бумагами. Должно быть, из-за его роста, среди современников он им не выделялся, среди обережников тоже, но в Академии выше его почти никого не было. Все-таки работа была легкая, но именно пыльная.
Через пару часов Молодцов получил разрешение отдохнуть и пошел подышать свежим воздухом. Глядя сверху, опираясь на перила, ограждающие террасу второго этажа, на зал внизу. Там все занимались своим делом. В одном углу на возвышении прямо у окон за могучими столами несколько солидных писцов что-то корябали на пергаменте. В центре в несколько рядов располагались друг за другом парты, иначе не скажешь, за которыми работали молодые послушники. Меж ними прохаживался, строго взирая, высокий подтянутый монах, перебирая четки. Вот он остановился возле одного из отроков, ковырявшегося в носу, и отвесил ему сочный подзатыльник – отрок тут же принялся за работу. Писали тут в основном на кириллице, то есть том самом тьмутараканском письме, как говорил Воислав, которое, выходит, и есть та самая древнеславянская письменность.