Варшавские «Пантеры» - стр. 26
– Нет, пан поручик, сказали только вас найти.
– Вы назначены механиком-водителем на этот танк. Я ваш новый командир. Принимайте матчасть.
Глаза капрала загорелись:
– Лучшая новость за месяц, пан командир! Дозвольте осмотреть танк и разместиться на ночлег?
– Добро пожаловать в экипаж. Размещайтесь, утром в восемь – на инструктаж.
– Есть, пан командир, – Мошейский забросил матрас на еще теплые моторные решетки за башней и вскарабкался следом. Вит тем временем замалевывал немецкие номера на башне, балансируя на краю корпуса, как заправский акробат под куполом цирка.
– Парень, – окликнул его капрал. – Здорово! Ты чей? Шуршать тут долго еще будешь?
– Здрасте! Заряжающий я ваш, Вит меня звать, – не прекращая свои художества, ответил паренек. – Флаги докрашу и лягу.
– А меня Здзислав, но можешь звать меня Рык. Через десять минут отбой, а я пока танк посмотрю, – мехвод, крякнув, перебрался через башню и, открыв левый люк в передней части танка, нырнул туда с головой.
Закончив с номерами, Витольд спустился на землю и, пользуясь найденной на земле дощечкой вместо линейки, нарисовал на лобовом листе брони большой квадрат. Потом перекрестием расчертил его еще на четыре квадрата, два из которых закрасил белым, а два других – красным, получив, таким образом, польский флаг. Отступив назад, полюбовался на результат.
– Прекрасно! – одобрил выбравшийся обратно на броню мехвод. – Машина зверь. Я спать.
– Спасибо, я скоро тоже, – окунув кисть в белую краску, изобразил рядом с флагом символ Польского Подпольного Государства, напоминавший помесь буквы «Р» с якорем. А потом, посерьезнев и вздохнув, аккуратно вывел на правом брызговике слово «PUDEL».
На вторую «Пантеру» краски едва хватило, чтобы замалевать кресты, да нанести флаги на башню. К тому же, другим повстанцам, заснувшим было на танке и рядом с ним, тоже пришлись не по вкусу шараханья Витольда – и они вполголоса поведали ему все, что они о нем думают, и что с ним сделают, если не перестанет шуметь. После чего тот быстро ретировался обратно к первому танку и завалился спать на грязном брезенте, брошенном под брюхо машины.
Усталость накрыла его, как снежная лавина – он даже поленился идти за матрасом к Вацлаву. Снилась ему всякая бессмысленная чушь: он то снова и снова бежал из подвала к баррикаде с Тадеушем, тщетно стараясь опередить танки, то почему–то в одиночестве мгновенно переносился на берег моря, где вдали дымил пароход, а порой словно бы парил над городом без помощи крыльев или иных приспособлений и смотрел сверху, как идут по улицам люди и едут, звеня, трамваи. Город в его сне выглядел мирным, и ничто не говорило о том, что в нем сейчас идет война.