Варшавка - стр. 8
– Блазнишь ты, младший сержант.
Жилин не знал, что такое «блазнить», но понял, что Порфирий ему не верит, однако не обиделся: он любил неторопливого, обстоятельного Колпакова. Ему нравились его широкоскулое лицо с небольшим, чуть вздернутым носом, светлые, пристально глядящие глаза, нравились его маленькие, прижатые к черепу уши, которые смешно шевелились, когда Порфирий злился или переживал. И в тот час, взглянув на эти маленькие вздрагивающие уши, Жилин понял, что Колпаков злится.
– Ах, Петя, Петя… Ну не получится, так что мы потеряем? День. А может, даже полдня. Но табаку в ноздрю ему подсыпим. Это точно.
– То-то и есть, что день. Тут день, там день, а, он, между прочим, на Волгу вышел.
– Ты откуда знаешь?
– У нас в роте есть сталинградец, он сводку по-своему читает – знает, где дерутся.
– До Сибири все равно далеко… – вздохнул Костя.
– Оно так, а все ж таки… Там у нас еще и японцы трепыхаются.
Порфирий любил читать, знал очень много, но как-то вразброс. В армию он пошел добровольцем и полагал, что это дает ему право на независимость в словах и поступках. Жилин насмешливо взглянул на него и пропел:
– Эх ты, Петя-Петушок, золоченый гребешок. – Порфирий сейчас же приподнял каску и погладил стриженую и действительно золотящуюся на свету голову. – Не хочешь – не ходи. У нас, как сам знаешь, без приказа.
– Ну и что? – Но, обдумав, добавил: – Мне приказ не важен. Мне дело важно. Пойду.
Остальные в тот час промолчали, но сейчас Жилин чувствовал – ребята скучают, и потому ругал противника нехорошими словами. И он, этот безымянный противник, словно услышал Костины мысленные присказки и устыдился. Опять послышался натруженный автомобильный гул. Он явно потянул навстречу снайперам.
Когда в сквозящих белых прочерках березовых зарослей мелькнула серая, как бы щучья, тень, Жилин, весь подобравшийся, напряженный, не поворачивая головы, предупредив в голос: «Ребята!..», нажал на спусковой крючок. Нажал, конечно, плавно, без рывка, как учили.
Стремительным светлячком улетела трассирующая пуля. Как только она погасла в голове щучьей тени, – значит, придел оказался верным, – по ее следам полетели другие – уже невидимые. Жилин стрелял трассирующими, а остальные били зажигательными и бронебойными пулями. Жилин предусмотрел – по его трассам ребята уточняют прицел, а их бронебойные и зажигательные пули, если попадут удачно, наделают веселеньких дел. А главное, наблюдатели противника не сразу разберутся, сколько человек ведет огонь, – кроме Костиных выстрелов, ни одна другая пуля не дает приметной трассы. Жилин неслучайно и свой окоп расположил в стороне: если его обнаружат, то при обстреле снаряды или мины тоже лягут в стороне и ребята успеют проскочить в траншею, выйти из-под огня.