Вандалы - стр. 4

Так что аббат Грегуар мыслил и вел себя не иначе, чем впоследствии – Ромен Роллан или же парижане, простившие прусскому фельдмаршалу Гебхарду Леберехту фон Блюхеру в 1815 г. его победы над французами, но не его манеру спать прямо в сапожищах на монаршей кровати во дворце Сен-Клу. А позднее, в 1871 г., горько оплакивавшие не столько разгром своей Второй империи пруссаками и другими немцами, сколько разрушение по приказу Парижской коммуны установленной в честь побед Наполеона I Вандомской колонны (типичный пример «вандализма»!).

Как бы то ни было, из вышесказанного можно сделать следующие выводы:

во-первых, вандализм не представлялся изобретшему это понятие аббату Грегуару образом действий, свойственным исключительно германцам;

во-вторых, в его представлении вандализм характеризовался особой, ярко выраженной бессмысленностью, фанатичным духом разрушения ради разрушения, непостижимыми для нормального человека действиями, совершаемыми только ради того, чтобы быть совершенными и напоминать всему миру о том, кто их совершил.

Но, коль скоро это так, аббат приписывал вандалам весьма современный образ мыслей и модель поведения, возможные лишь в развитом обществе, обеспечивающем своим членам все необходимое для жизни. Даже если предположить, что так называемый вандализм обретает хоть какой-то смысл, благодаря тому что, разрушая каменные свидетельства культуры или мировоззрения, исповедующие его «вандалы» стремятся разрушить саму эту культуру и само это мировоззрение, подобная модель поведения была, вне всякого сомнения, чужда «варварским» племенам, мигрировавшим на территорию позднеантичной Римской «мировой» империи в пору Великого переселения народов, постоянно кочующим в поисках пропитания и мест, пригодных для поселения. По мнению французского историка Эмиля Феликса Готье, проведшего значительную часть своей жизни на Мадагаскаре и в Алжире (тогдашних колониях Франции), достигнуть подобной «степени систематической глупости» (вандализма) могут лишь культурные люди, поскольку варвары предпочитают предаваться более доходным и прибыльным занятиям (говоря по-простому – грабить, вместо того чтобы тратить время и силы на разрушение памятников чужой материальной культуры, особенно – монументальных). И вряд ли настоящий варвар стал бы восхищаться тем,

в отличие от «утонченного» эстета-декадента Валерия Брюсова, надевшего личину «варвара» для эпатажа столь же «утонченной» публики.

Следует заметить, что в давно уже ставшем достоянием прошлого Французском Алжире проживали в свое время немало выдающихся знатоков вандальской истории и культуры. Они обладали счастливым сочетанием знания городской и сельской местности Северной Африки, туземных народов области Атласских гор и классического европейского образования. Благодаря их усилиям, изысканиям и открытиям был придан новый импульс вандалистике, пережившей настоящий расцвет, позволивший преодолеть в умах укоренившееся с античных времен представление о коренной противоположности, антитезе между Античностью и варварством, средиземноморской культурой и германцами. Бельгийский ученый Жан Декарро сделал как-то очень меткое и мудрое замечание: «Каждый всегда варвар для кого-то». Всякая цивилизация, варварская или культурная, основанная на силе военной аристократии или созданная духовной элитой, внесла свой уникальный вклад в идейное богатство всего человечества.