Вампир Арман - стр. 57

– Ну уж нет, я не такой! – заявил я. – Я уже мужчина, хотя и выгляжу как подросток, и тебе это прекрасно известно. Кто, кроме меня, размышляет о том, кто ты такой, об алхимии твоего могущества? Жаль, что я не могу нацедить чашку твоей крови, исследовать ее как врач, определить ее состав и узнать, чем она отличается от той, что течет в моих венах? Да, я твой ученик, твой верный и преданный ученик, но для этого мне приходится быть мужчиной. Когда это ты терпел невинность? Когда мы ложимся вместе в постель, это, по-твоему, невинно? Я – мужчина!

Он разразился изумленным хохотом. Мне приятно было видеть его удивление.

– Поведайте мне вашу тайну, сударь, – попросил я, обвивая его руками за шею и опуская голову ему на плечо. – Существовала ли мать, такая же белая и сильная, как и вы, родившая вас, как Богородица из своего священного чрева?

Он взял меня за руки и слегка отстранил, чтобы поцеловать, – поцелуй получился такой настойчивый, что я даже испугался. Потом он передвинул губы к моей шее, всасывая кожу, лишая меня сил и заставляя всем сердцем соглашаться стать тем, кем ему будет угодно.

– Да, я создан из луны и звезд, из царственной белизны, составляющей суть как облаков, так и невинности, – сказал он. – Но ты сам понимаешь, что не мать родила меня таким. Когда-то я был человеком и старел год от года. Смотри... – Он обеими руками поднял мое лицо и заставил смотреть прямо на него. – Видишь, в углах глаз еще виднеются остатки морщин, избороздивших мое лицо.

– Да их почти не видно, сударь, – прошептал я, стремясь успокоить Мастера, если его волновало подобное несовершенство. Он блистал в собственном сиянии, в своей глянцевой отшлифованности.

Представь себе ледяную фигуру, такую же совершенную, как Галатея Пигмалиона, брошенную в пламя, обожженную, тающую, но при этом чудом сохраняющую неизменными свои черты... Вот таким и был мой господин, мой Мастер, в те мгновения, когда им овладевали человеческие эмоции. Он сжал мои руки и поцеловал меня еще раз.

– Маленький мужчина, карлик, эльф, – прошептал он. – Ты хочешь остаться таким навеки? Разве ты недостаточно спал со мной, чтобы знать, чем я могу наслаждаться, а чем – нет?

Я победил его, и на оставшийся до его ухода час он стал моим пленником.

Но на следующую ночь он отправил меня в нелегальный и еще более роскошный дом удовольствий, дом, содержавший для удовлетворения страстей своих посетителей только молодых мальчиков.

Дом был декорирован в восточном стиле, и, полагаю, в нем смешивалась роскошь Египта с пышностью Вавилона. Золотые решетки делили помещение на маленькие отсеки, а латунные колонны, отделанные ляпис-лазурью, поддерживали над обитыми дамастом позолоченными деревянными кушетками балдахины из ткани лососевого цвета. От курящегося ладана воздух казался тяжелым, а неяркое освещение действовало успокаивающе.