Вампир, 1921 - стр. 14
– Ну и какая разница, Альбер? Вот объясни мне, какая разница, как именно будет называться Россия после революции? Нам нужно думать о другом. Если рабочие действительно будут делать все, для установления пролетарской диктатуры, поток беженцев просто смоет нас.
– Почему именно нас? – в разговор вклинился новобранец, прибывший в Верден за пару месяцев до конца обороны. Кажется, звали его Анри.
– Несомненно. Именно глубокое социальное расслоение, как в свое время и у нас, побуждает людей создавать и начинать революции. Вот наступил и черед русских.
– А почему вы считаете, господин Круа, что оттуда хлынут беженцы? Да еще и потоком?
– Все по той же причине. – Жан-Мишель Круа показал пальцем на восток. Анри послушно повернул голову, а потом вопросительно взглянул на него.
– Не верти головой. Этот жест просто нужен был для визуализации разговора. Итак, о чем я.. ах, да. Понимаешь ли… до войны я работал в месте, где учат думать, и анализировать полученную информацию, потому я могу сказать с уверенностью, что на Востоке произойдет все то же самое. Разница в сословиях сыграет свою роль, и вчерашние рабы станут выгонять из своей новой страны бывших господ. Так было и у нас, и всю историю человеческих государств. С чего же мне думать, что в этот раз что-то изменится? Кроме того, русская интеллигенция еще до Наполеона тяготела к французской культуре всем сердцем, а потому наша страна – одно из немногих мест, куда возжелают бежать все, кто хоть как-то причастился к высокой культуре нашей родины.
– И Вы так спокойно говорите об этом? Рушится одна из ведущих держав, война не заканчивается, а если кровавая революция захлестнет Восток, то поток беженцев будет просто неостановим, и тут я бесконечно с Вами согласен. Как же можно, в таком случае, хранить такое хладнокровие?
– Мальчик. – Жан-Мишель протянул ему свою фляжку. – Наше беспокойство ничего не изменит. Если бы мы беспокоились, то стали бы подобны ребенку, который пытается остановить ветер дыханием. И именно сейчас, учитывая всю ситуацию, нам не позволительно так себя вести. Нужно верить в лучшее, но держать ухо востро.
Несмотря на воодушевляющие нравоучения, я видел, что Жан на самом деле не хладнокровен. Он, как и я, прекрасно понимал, что подорванная войной экономика Франции не сможет обеспечивать всех в должной мере. И любой расклад событий будет катастрофой.
В случае, если наша страна, принимая беженцев и иммиграцию, попытается оказать им посильную финансовую помощь, экономика в социальной отрасли рухнет окончательно. Мы останемся на грани вымирания, вместе с тысячами мигрантов. Возрастет криминальная опасность, взлетят цены на самое необходимое. Неминуемым окажется экономический кризис, который уже сейчас, подобно болонке, грызет нам пятки.