Валентин Елизарьев. Полет навстречу жизни. Как рождается балет - стр. 8
– Конечно. Всю жизнь конкуренция, и сейчас конкуренция.
– А как она тогда выражалась?
– Мы старались перед педагогом быть лучшими. Помешать друг другу трудно, у всех равные возможности: стоишь за станком или на середине зала, и ты должен качественно сделать определенное количество движений. Ловили каждое слово педагога, боролись за его внимание. У нас очень дружный класс был – и девочки, и мальчики.
– А мальчикам в хореографии проще, чем девочкам?
– Мужчинам вообще в жизни проще. Не только в хореографии, вообще. Но самое главное – это труд. Без труда ничего. Много очень талантливых людей прошло мимо этой профессии просто потому, что не хотели трудиться, хотели на одних природных способностях выехать, а только на них далеко не уплывешь. Потому что искусство – очень жестокая такая мясорубочка.
– Особенно балет.
– Особенно балет, где нужно не разговаривать о том, какой ты гениальный, а выходить на сцену и доказывать. Каждый день.
Ребята в комнате, где жил юный Валя, нередко менялись – «кто-то выпускался, кто-то приходил, кто-то начал учиться и бросил». Но однажды пришел Миша Барышников – приехал после нескольких лет в Рижском хореографическом училище и как очевидный будущий Принц (даже недостаточный рост не стал помехой) попал в класс к знаменитому Александру Пушкину. Тут уж Елизарьев, скупой обычно на похвалы, не жалеет слов.
– Как способный, сразу к нему, без всяких.
– А была ли у вашего преподавателя Селюцкого обида на Пушкина из-за того, что тот забирает самых лучших?
– Нет, абсолютно. Он только начал преподавать и хотел закрепиться. Селюцкий в свое время был учеником Феи Ивановны Балабиной (она в то время была художественным руководителем хореографического училища. – И. П.), и та его поддерживала. Он очень хороший педагог, голова у него прекрасная. Не зря ведь он был педагогом и репетитором в Мариинском театре до самой смерти. Живчик такой – он и умер практически на работе. (Н. Г. Селюцкий ушел в 2020 году в возрасте 83 лет. – И. П.). Большую пользу приносил, многие его ученики стали премьерами не только в Мариинском, но и во многих других театрах. Я всегда с большим пиететом к нему относился, но не могу сказать, что в классе он меня любил. У него были другие любимчики – может, более способные физически, чем я. Но когда я стал народным артистом Советского Союза, он во всех интервью говорил, что «Елизарьев – мой ученик» (посмеивается).
– А вы мечтали танцевать в Кировском театре?
– Нет, я понимал свои возможности: Принцем не стану, так что будет чудо, если пройду. Нас выпускалось четыре класса – два женских, два мужских. Был класс звезд у Пушкина, остальные – у Геннадия Наумовича. Из нашего класса в Мариинку не взяли никого, а от Пушкина взяли, по-моему, четыре человека. Но отбор, конечно, странный, потому что по экзаменам трудно судить: многое можно показать, но это больше академическое и техническое мастерство, а вот кто как будет развиваться, на экзамене не поймешь.