Валентин Елизарьев. Полет навстречу жизни. Как рождается балет - стр. 3

В журналистику я пришла тоже во многом благодаря балетам Валентина Елизарьева: моя первая заметка «Танец, наполненный смыслом» была опубликована в газете «Вечерний Минск» в октябре 1991 года, так что про белорусский балет я пишу уже 30 лет. Одна из моих курсовых работ во время учебы в университете была посвящена философскому осмыслению балетов Елизарьева, и в некотором смысле книга, которую вы держите в руках, – продолжение той работы. Да и Фридрих Ницше стал моим любимым философом не в последнюю очередь потому, что его Бог танцевал: «Человек готов в пляске взлететь в воздушные выси… Его телодвижениями говорит колдовство… Он чувствует себя Богом… Я поверил бы только в такого Бога, который умел бы танцевать».

Хореография оказалась моей любовью на всю жизнь, в особенности хореография Валентина Елизарьева. И это та любовь, которая никогда не изменит, она с тобой навсегда. Как бы ни складывалась жизнь, какие бы взлеты и падения ты не переживал, ты приходишь в театр на «Кармен-сюиту», «Сотворение мира», «Тиля Уленшпигеля», «Спартак», «Щелкунчик», «Кармину Бурану», «Ромео и Джульетту», «Страсти (Рогнеда)», смотришь, думаешь и… начинаешь по-другому оценивать многие вещи, себя и мир. Елизарьев обладает удивительным даром лечить души. Он учит не сдаваться даже тогда, когда все, казалось бы, потеряно – его герои побеждают, даже если погибают. Он учит тому, что любовь делает нас людьми, как в «Жар-птице», что, делая выбор, – а ведь его всегда приходится делать, – нужно становиться на сторону добра. И нести ответственность за свой выбор, не трусить и не бояться последствий. Он учит нас оставаться людьми даже в самых безвыходных ситуациях. Именно поэтому мы – это ведь не только я, правда? – ходим на его балеты снова и снова.

Жизнь периодически сталкивала нас с Валентином Николаевичем не только тогда, когда я вжималась в стену за кулисами белорусского Большого. Однажды мы встретились в Лондоне в Ковент-Гардене, потом в Пекине на гастролях белорусского балета, потом там же на хореографическом конкурсе. Вот тогда-то он и сказал, что помнит восторженную меня за кулисами. А я призналась, что иногда скучаю на балетах – чужих, не его: если после спектакля не думается, то спектакль кажется мне неудавшимся, и жалко потраченного времени. Елизарьев приучил своих зрителей думать и понимать движения и эмоции героев на сцене. А своих артистов эти эмоции выражать: мало станцевать красиво и правильно (хотя с его хореографией это само по себе вызов) – нужно задеть душу, сердце и мысли. Как артистам это удавалось (а иногда не удавалось) и удается, они рассказывают в этой книге.