Валентин Елизарьев. Полет навстречу жизни. Как рождается балет - стр. 15
И тут Генрих Майоров не ошибся: Елизарьев требует.
– И это правильно, – говорит заслуженный артист, ведущий солист Большого театра Беларуси Олег Еромкин. – Было пару раз, когда я что-то не сделал. Помню, один раз я сказал Валентину Николаевичу, что побоялся упасть на сцене. И по его реакции понял, что у меня такого не может быть, лучше я упаду на сцене и меня поругают, чем я что-то недоделаю или не попробую. У нас в коде в «Щелкунчике» идут двойные ассамбле. И вот как-то на самом последнем гастрольном спектакле я сделал не двойное, а одинарное ассамбле – усталость, ответственность, где-то уже нервы не справляются. Ну, и сделал одинарное. А он мне сказал: ты должен, ты обязан. И я себе больше никогда в жизни… как бы мне ни было больно, тяжело, но я максимально старался в любых спектаклях доделывать все, как поставлено, и ничего не облегчать. Валентин Николаевич очень правильно подходит к этому, дает возможность, если видит в тебе потенциал, если видит, что ты можешь раскрыться и станцевать лучше, он даст тебе возможность еще раз доказать и попробовать.
Когда я спросила Бориса Эйфмана, открывшего собственную Академию танца, обязательно ли хореограф должен быть танцовщиком, он ответил:
– Хореограф должен обладать профессиональными знаниями в сфере различных техник танца и уметь выражать телом свои творческие фантазии. Но, например, быть музыкально образованным человеком не значит быть музыкантом-исполнителем. Задача хореографа – научить артиста точно исполнять создаваемый хореографический материал и воплощать на сцене художественные замыслы автора спектакля. Но самому быть танцовщиком для хореографа не обязательно. Более того: это может даже навредить ему.
Продолжая каждое утро вставать к станку, Валентин Елизарьев как прямое руководство к действию принял совет Игоря Бельского «набивать профессиональную руку» – и ставил спектакли везде, куда приглашали. К тому же, признается он, стипендии в 28 рублей на жизнь категорически не хватало, а просить деньги у родителей было совестно. Он вспоминает свои с Генрихом (по студенческой привычке он называет его Геной) студенческие ужины: покупали в соседнем магазине картошку (скорее всего, белорусскую) и селедку: «Она стоила четырнадцать копеек за килограмм, была вся ржавая и очень соленая, но ни на что другое денег не хватало», – вот тебе и ужин.
И так изо дня в день, пока не начались «халтуры». «Халтурой» в Советском Союзе, да и сейчас тоже, называли и называют любой дополнительный заработок. Устав от картошки с селедкой, Елизарьев уже на первом курсе работал руководителем хореографического кружка во Дворце культуры Первой пятилетки: