Валенсия и Валентайн - стр. 15
Мать ее матери просто была, казалось, до такой степени убита горем, что больше в ней ничего и не было. Что бы кто ни сказал, все только еще глубже загоняло ее в печаль, и утешить ее потом становилось уже невозможно. Да, она была любезна, и они всегда прекрасно ладили, но все равно Анна избегала ее не меньше, чем свою злую бабушку.
О чем говорить с этими унылыми, придавленными жизнью стариками? Анна не знала. О фарфоре? Лекарствах? Ароматических смесях?
Теперь обе ее бабушки мертвы; они умерли с разницей в несколько месяцев – три сердечных приступа на двоих.
Слишком много сердечных приступов, сказала мать Анны, предприняв неудачную попытку пошутить.
И вот Анна стоит у двери другой старушки, которая в любой момент может упасть и умереть. Она объяснила проблему своей матери, заявила протест против работы по хозяйству, сказала, что чувствует себя неловко в роли приходящей домработницы, но мать в ответ поджала сурово губы, так что они сложились в прямую твердую линию, видеть которую Анне доводилось нечасто, и заявила: «Каждый может упасть и умереть в любой момент. Но пока мы здесь, нам всем хочется жить в чистом доме». Мать Анны не любит глупых оправданий.
Анна надеется, что у миссис Валентайн здоровое сердце и она ест много чеснока. Еще она надеется, что старуха не будет злой, но самое главное, что миссис Валентайн не будет все время сидеть в углу и плакать. Со слезами справиться труднее, чем с гневом.
Наконец она стучит. В конце концов, когда-то же надо.
Дверь сразу же распахивается внутрь, как будто миссис Валентайн стояла там наготове и ждала, положив руку на ручку. Может быть, даже наблюдала в глазок. Анна пытается улыбнуться, приподняв уголки рта. И уже понимает, что именно эта квартира – источник той громкой, слегка дребезжащей фортепианной музыки, наполняющей узкий коридор.
– Это вы та девушка? – спрашивает миссис Валентайн. На ведьму она не похожа – в ней ничего нервного, печального или сердитого. Она выглядит никак, словно готова выглядеть какой угодно, но только после того, как удостоверится, что Анна – та самая девушка.
Анна кивает. И тут же лицо старухи разрывается миллионом маленьких бороздок, начинающихся возле губ и поднимающихся к глазам, как трещины в разбитом лобовом стекле. Улыбка расплывается и приводит в движение все ее тело. Все, что есть в комнате. Возможно, улыбку ощущают и соседи, пусть даже не знают, что это такое.
Прежде чем Анна успевает понять, что происходит, она попадает в объятия миссис Валентайн. Хотя на объятия это похоже меньше всего, а гораздо больше – на падение в кресло-мешок, которое много лет хранилось на чердаке.