В зеркалах воспоминаний - стр. 30

Когда я работал в журнале «В мире книг», я больше всего боялся потерять итальянский язык и поэтому пристроился переводить итальянское кино. Благо итальянских фильмов у нас тогда показывали много, регулярными были Недели итальянского кино, на которые народ ломился. Это не только доставляло огромное удовольствие, но и приносило неплохую добавку к моей жиденькой зарплате. Однажды на такой Неделе мне довелось переводить фильм Федерико Феллини. Я пришел, сел в дикторскую кабину и принялся за работу. Когда уже заканчивались титры, а свет ещё не зажёгся, я вышел, спустился до второго ряда, где с краю сидел сам Феллини. Подошёл к нему и представился: «Добрый вечер, маэстро, я ваш переводчик». Он отреагировал совершенно неожиданно: вскочил, обнял меня и сказал: «Ты так хорошо переводил! Хочу выразить тебе искреннюю благодарность». Я опешил, но поинтересовался: «Как вы поняли, что я хорошо переводил?» – «Потому что смеялись и хлопали там же, где смеялись и хлопали на просмотрах в Италии. Значит, ты точно попадал в текст». – «Но это не моя заслуга, это ваша заслуга». Тут зажгли свет, на сцену вышла съёмочная группа во главе с выдающимся режиссёром и женщина в кокошнике – возможно, представительница Госкино. Она вручила маэстро замечательный приз зрительских симпатий – расписного дымковского петуха. Было заметно, что режиссёр, чьё творчество отмечено множеством самых престижных наград, по-настоящему растроган. «Большое спасибо, – сказал он, – это большая честь для меня – завоевать симпатии зрителей. Но справедливости ради надо сказать, что хвост этого петуха принадлежит Алексею», – со свойственным ему юмором добавил он. Я тоже получил свою долю аплодисментов.

Эта история имела забавное продолжение. Прошло много лет, я уже работал в Риме. И вот я попадаю на экскурсию на киностудию «Чинечитта». Студия огромная, крупнейшая в Европе и считается центром итальянского кино. Идем по коридору. На одной из дверей табличка с надписью: «Мемориальный кабинет Федерико Феллини». Экскурсовод открывает дверь и позволяет нам заглянуть внутрь. Мы видим книги, стол, полку, на которой стоят многочисленные международные награды. Среди них красуется знакомый дымковский петух. Я говорю: «Синьора, знаете, хвост этого петуха принадлежит мне». Она испугалась: «Всё, уходим! Всё закрывается! Ходят тут всякие по музеям, а потом…»

Первый вождь, с которым я познакомился, был Лазарь Моисеевич Каганович. Точнее, сначала я познакомился с его внуком Юликом – мы учились в одном классе. Он был замечательный парень, и мы дружили. Вообще-то его настоящая фамилия была Минервин, по отцу – он был архитектором, секретарем Союза архитекторов, но все называли Юлика не иначе как Каганович. Однажды его влиятельный дедушка выступил перед учащимися 135-й школы, где учился его внук. Правда, собрали нас в Доме архитекторов. Вот на этот пионерский сбор, посвященный какому-то празднику, и приехал Лазарь Моисеевич с охраной. Мы отдавали ему салют. Я был тогда чуть ли не председателем совета дружины и лично рапортовал вождю. Все было очень торжественно. Сразу после праздника в нашей школе, в пионерской комнате, появился красный плакат, на котором было написано: «Пионер – это не просто нарядно одетый мальчик или нарядно одетая девочка. Пионер – это боец. Лазарь Каганович». А в 1957 году его объявили членом «антипартийной группы Маленкова–Кагановича–Молотова» и сняли со всех постов.