В высших сферах - стр. 61
– Но почему таким путем? – сдавленным голосом спросил Стюарт Каустон.
Министр финансов никогда еще не был так взволнован и озадачен. Такое было впечатление, будто вокруг него рушится старый, давно установившийся миропорядок. «Что ж, – подумал Хоуден, – он рушится для всех нас. Так бывает с миропорядками, хотя каждый человек считает свой мир прочным».
– Да потому, что другого пути нет, как и другого времени! – Слова вылетели из уст Хоудена как пулеметная очередь. – Потому что жизненно необходимо подготовиться, а в нашем распоряжении всего триста дней – может быть, если Богу будет угодно, чуть больше, но ненамного. Потому что время робости прошло! Потому что до сих пор на всех совещаниях по совместной обороне перед нами стоял призрак национальной гордости, который парализовал нашу решимость, и он будет стоять перед нами и парализовать нас, если мы снова попытаемся прибегнуть к компромиссам и залатыванью дыр! Вы спрашиваете меня, почему таким путем? Да потому, что нет другого!
Теперь заговорил Артур Лексингтон, спокойно, голосом посредника:
– Я полагаю, большинство хотело бы знать, сможем ли мы остаться независимым государством при таком соглашении или же мы станем американским придатком – своего рода незарегистрированным пятьдесят первым штатом. Как только мы потеряем контроль над внешней политикой, а это, безусловно, произойдет, будет об этом сказано или нет, нам придется очень многое брать на веру.
– В том невероятном случае, если такое соглашение будет когда-либо ратифицировано, – медленно произнес Люсьен Перро, впившись своими черными задумчивыми глазами в Хоудена, – оно будет рассчитано на определенный срок.
– Предлагается двадцать пять лет, – сказал премьер-министр. – Там, однако, будет статья о том, что действие Акта о союзе может быть прекращено по взаимному согласию, но ни одной из сторон самостоятельно. Что же до заключения соглашения на доверии – то да, нам придется на это пойти. Вопрос вот в чем: вы предпочтете верить тщетной надежде, что войны не будет, или торжественно данному слову своего соседа и союзника, чье представление о международной этике схоже с вашим?
– Но страна! – воскликнул Каустон. – Сможете ли вы когда-либо убедить страну?
– Да, – ответил Хоуден. – Я считаю, что сможем.
И он стал говорить, почему так считает: о разработанном им подходе; о предполагаемой оппозиции; о голосовании по этому вопросу, которое надо выиграть. Присутствующие продолжали высказываться. Прошел час, два часа, два с половиной. Принесли кофе, но дискуссия прервалась лишь ненадолго. На бумажных салфетках, поданных с кофе, Хоуден заметил рисунок остролиста. Это выглядело странным напоминанием о том, что до Рождества осталось всего несколько часов. «Рождение Христа. Он учил нас таким простым вещам, – подумал Хоуден. – Что любовь – единственно стоящее чувство; учение его было здравым и логичным, независимо от того, верили вы в Христа, Сына Божия, или в Иисуса, святого смертного. Но животное, именуемое человеком, никогда не верило в любовь – чистую любовь – и никогда по-настоящему не будет верить. Человек извратил предубеждением Слово Христово и запутал его. И вот сейчас мы сидим тут и трудимся в канун Рождества».