В высших сферах - стр. 15

Но он по-прежнему слышал голос Уоррендера, который на сей раз обращался к Каустону:

– Что касается иммиграции, позволь тебе заявить, что мы, канадцы, – настоящие лицемеры. Наша иммиграционная политика – политика, которую я, друзья мои, провожу в жизнь, – гласит одно, а означает другое.

– Вы расскажете мне об этом потом, – сказал Стюарт Каустон. Он все еще пытался улыбаться, но это давалось ему с трудом.

– Я скажу вам сейчас! – Харви Уоррендер схватил министра финансов за локоть. – Этой стране, если она хочет развиваться, требуются две вещи, и всем, кто находится в этом зале, это известно. Во-первых, хороший большой резерв безработных, из которых может черпать рабочих промышленность, и во-вторых, стабильное большинство англосаксов. Но разве мы когда-нибудь публично об этом говорим? Нет! – Министр по делам гражданства и иммиграции помолчал, окинул возмущенным взглядом окружающих и продолжил: – Оба эти обстоятельства требуют тщательно сбалансированной иммиграции. Мы вынуждены принимать у себя иммигрантов, ведь если промышленность начнет расти, рабочие руки должны быть готовы – не на будущей неделе, не в будущем месяце или в будущем году, а в тот момент, когда они потребуются заводам. Но если открыть ворота иммигрантам слишком широко, или открывать их слишком часто, или и то и другое, что тогда будет? Баланс населения будет утрачен. Если на протяжении жизни всего нескольких поколений будут совершены подобного рода ошибки, в палате общин будут вести дебаты на итальянском языке, а в Доме Правительства будет сидеть китаец.

В этот момент раздалось несколько неодобрительных возгласов со стороны других гостей, до которых долетал голос Уоррендера. Больше того: генерал-губернатор отчетливо услышал последнее его высказывание, и премьер-министр увидел, как он поманил к себе помощника. Жена Харви Уоррендера, бледная хрупкая женщина, неуверенно подошла к мужу и взяла его за локоть, он словно не заметил ее.

Доктор Борден Тейн, министр здравоохранения и благосостояния нации и бывший чемпион по боксу в колледже, возвышавшийся над всеми, произнес театральным шепотом:

– Да прекратите вы это, ради Христа! – и подошел к Каустону, стоявшему рядом с Уоррендером.

Кто-то с нажимом прошептал:

– Уберите его отсюда!

Другой откликнулся:

– Не может он уйти. Никто не может уйти, пока генерал-губернатор здесь.

А Харви Уоррендер, ничуть не смущаясь, продолжал.

– Рассуждая об иммиграции, – громогласно объявил он, – я вам вот что скажу: публика хочет видеть сочувствие, а не факты. Факты неприятны. Наши соотечественники любят считать, что в стране двери открыты для бедных и страждущих. Они чувствуют себя тогда благородными людьми. Вот только они предпочли бы, чтобы бедные и страждущие, приехав сюда, не мелькали у них перед глазами и не заражали вшами предместья или не пачкали благонравные новые церкви. Нет, господа, публика в нашей стране не желает широко открывать двери иммигрантам. Больше того: она знает, что правительство никогда этого не допустит, а потому можно спокойно кричать, требуя этого. Тогда все будут добродетельны и одновременно ощущать себя в безопасности.