В. В. Быков. Сборник - стр. 14
На четвертом ударе трещина криво обежала сук, и полено развалилось надвое. Он расколол еще и половинки.
– От спасибо, сынок. Дай тебе бог здоровьичка, – без тени недавней скованности благодарила тетка.
– Спасибом не отделаешься, мать. Продукты имеются?
– Продукты? А какие продукты? Бульбочка есть. Мелкая, правда. Если что, заходите, сварю затирки.
– Это что! Нам с собой надо. Скотину какую.
– Э, скотину. Где ее взять теперь…
– А там кто живет? – Рыбак показал рукой через огород, где за островерхим тыном белела снежная крыша соседней постройки. Кажется, там топили: ветер заносил во двор запах дыма и чего-то съестного.
– А Пётра Качан. Он теперь старостой тут, – простодушно сообщила тетка.
– Да? Здешний староста? Ты слышишь? – Рыбак повернулся к Сотникову, который, прислонясь к бревну, терпеливо стоял под стеной.
– Ну. Поставили старостой.
– Сволочь, да?
– А не сказать. Свой человек, тутошний.
Рыбак, помедлив, решил:
– Ладно, пошли к старосте. Он-то уж, наверно, побогаче тебя.
Они не стали искать стежку, подлезли под жердь в изгороди, перешли засыпанный золой и картофельной кожурой огород и через дыру в старом тыне пролезли во двор старосты.
Тут порядка было побольше, чем на соседнем дворе, во всем чувствовалась заботливая рука хозяина. С трех сторон двор обступали постройки: изба, сарай, легкий навес; у крыльца стояли сани с остатками сена в розвальнях – верное свидетельство того, что хозяин находится дома. Под крышей сарая высился ладный штабелек наготовленных, напиленных и поколотых дров.
Когда они еще переходили огород, Рыбак приметил в замерзшем окошке тусклые отблески света – наверно, от коптилки – и теперь уверенно ступил на скрипучие доски крыльца.
Он не стучал – дверь была не заперта, справиться с ней ему, сельскому жителю, было привычно и просто: повернул на четверть оборота завертку, и дверь, тихо скрипнув, сама растворилась. Он прошел в темные сени, вдыхая полузабытые, густо устоявшиеся крестьянские запахи, осторожно повел рукой по стене. Пальцы его наткнулись на какую-то залубеневшую от стужи одежду, затем на дверную планку. Нащупав подле нее прокаленную морозом завесу, он легко отыскал одинаковую во всех деревенских домах скобу. И эта дверь оказалась незапертой, он потянул ее на себя и переступил высоковатый порог, передавая скобу в холодные руки Сотникова.
На опрокинутой посреди стола миске горела коптилка, огонек ее испуганно выгнулся от клуба холодного воздуха. Пожилой, с коротко подстриженной бородой человек, сидевший за столом в наброшенном на плечи тулупчике, поднял седую голову. На его широком, непривычно освещенном снизу лице коротко блеснул недовольный взгляд, тут же, однако, и потухший под низко опущенными седыми бровями.