В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая - стр. 6
Он нащупал полиуретан и плоско сложенные коробки у той стены сарая, которая примыкала к его дому. Попробовал опереться на эту кипу руками: картон продавился и подался вниз, где-то внизу послышалось шуршание растревоженных крыс, но ни скрежета металла, ни звука падающих предметов он не уловил. Теперь можно было уверенно ступить на первую ступень пирамиды, упереться левой рукой в стену, и занести ногу для следующего шага.
С той стороны перегородки кто-то топтался. Вероятнее всего, отец. Он, наверное, уже снял ночную одежду, готовясь идти в участок, и надел нейлоновую рубашку, которая болтается на нем, как на вешалке. А сейчас, скорее всего, переминается с ноги на ногу, уставившись на лежащую на ладони горку табаку. Он мог целый вечер играть с такой горкой, прочерчивая в ней пальцем круги, потом треугольники, а затем снова круги. Этим отец занимался, когда не знал, куда себя деть.
Еще несколько шагов вверх, легкое дребезжание каких-то предметов под рукой и вот, наконец, Абдул добрался до задней стены сарая и лег вдоль нее. Теперь он жалел, что снял штаны. Здесь же туча комаров! Да и острые края какой-то пластиковой упаковки режут тыльную часть бедер.
В воздухе плыл горький запах гари. Он отдавал керосином, сандаловым маслом и почти не напоминал об обуглившейся человеческой плоти. Если бы Абдул уловил такой дух, проходя по одной из улочек квартала трущоб, то не удивился и не насторожился бы. Все это были цветочки в сравнении с вонью от протухшей гостиничной еды, которую ежевечерне привозили на свалку в Аннавади и частично скармливали тремстам чумазым местным свиньям. Но желудок Абдула сводило не от самого противного запаха, а от того, что он понимал его происхождение.
Одноногую женщину Абдул знал с того самого дня, как его семья приехала в Аннавади. Это было восемь лет назад. Знакомство с ней было неизбежным, ведь ее жилище отделял от хижины Абдула лишь тонкий лист фанеры. Уже тогда ее запах был неприятен мальчику. Несмотря на бедность, одноногая умудрялась каким-то образом приобретать духи и обильно поливалась ими. Мать Абдула, пахнувшая грудным молоком и жареным луком, не одобряла такой страсти к парфюмерии.
В тяжелые минуты, подобные нынешней, Абдул всякий раз приходил к выводу, что его мать Зеруниза права в большинстве своих суждений. С детьми она была нежной и веселой. Единственным серьезным недостатком, по мнению ее старшего сына Абдула, была ее любовь к грубым и вычурным ругательствам, к которым она часто прибегала во время споров и перепалок. Вообще-то в мусорном бизнесе принято вести торг, не особо стесняясь в выражениях. Но Абдулу казалось, что мать уж слишком смакует проклятия, переходя границы общепризнанных норм.