В тени охотника 1. Перекрестье дорог - стр. 18
А все потому, что место это, недалеко от которого была построена Одинокая Башня, считалось в Дол Реарте особенным, чуть ли не волшебным. Говорили, что тот самый холм, на котором я коротала вечер – это не иначе как покинутые владения ши-дани, и считалось, что в большие праздники духи времен года возвращаются, чтобы окинуть взглядом заброшенный дом. Легенда гласила, что ши-дани приходят совсем ненадолго, на одну только ночь и остаются до рассвета, поют тихие, нестерпимо прекрасные песни на вершине покинутого холма, а потом могут и к людскому празднику присоединиться. И за веселье, за хмельное вино и вкусное мясо платят не серебром или медью, а меняют на удачу, которая продлиться может весь год.
Врет легенда. Волшебники, когда только-только заселились в Башню, первым делом все в окрестностях проверили – ни следа от чар, только земля, трава и деревья. Не был этот холм жилищем духов времен года, разве что в такие незапамятные времена, что на людские годы и переложить-то сложно. А за столько лет и у ши-дани может все из памяти выветриться, так что если и забредает кто сюда из волшебных существ, то разве что как Айви – случайно и из любопытства.
Хотя… Кто их знает, этих «добрых фей» …
– А кому пирогов свежих, только из печи?!
Я аж подпрыгнула от неожиданности, когда проходивший мимо лотошник гаркнул мне едва ли не на ухо о своих чудо-пирогах, и налетела на слегка пьяного мужика в добротной кожаной безрукавке и рубахе из беленого льна, уже украсившейся бледно-розовыми пятнами от пролитого вина. Едва увернулась от руки, попытавшейся ухватить меня за талию, и скользнула в разнаряженную толпу, пробираясь поближе к воде, где народу было поменьше. По дороге кто-то успел нацепить мне на голову наскоро сплетенный венок из ромашек, «пастушьей сумки» и папоротника, в косе невесть откуда появился слегка помятый василек, а когда я наконец вышла к воде и смогла вздохнуть полной грудью, у ближайшего костра уже затягивали первую «хмельную» песню.
Праздник понемногу разгорался, как разгорается огромный костер путника из крохотной искорки, уроненной на сухой трут. Музыка играла громко и уверенно, бродячие артисты устроили представление на краю галечной отмели у самой границы небольшого пролеска, а народу стало еще больше.
Визг, хохот!
Мимо меня, по самой кромке воды зеленым вихрем пронеслась златовласая босоногая девица, обдав меня частыми брызгами, и остановилась, зайдя в реку почти по колено. Обтрепанный подол ее зеленой юбки был подвязан путаным узлом и заткнут за пояс так, что становились видны не только загорелые коленки, но и стройные, гладкие бедра. Девушка со смехом перекинула через плечо разлохмаченную длинную косу, кокетливо поправила съехавший на ухо пышный венок из васильков, ромашек и папоротника, перехваченный алой, как кровь, лентой, и неожиданно подмигнула мне. Ее кажущиеся темными в наступающих сумерках глаза на мгновение посветлели, блеснули призрачно-зеленым свечением вытянутые, как у козы, зрачки, и тотчас я узнала эту хохотушку, ловко увернувшуюся от рук слишком настырного поклонника.