В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - стр. 68

Неудивительно, что, всячески стараясь избавиться от царского контроля, зороастрийская церковь одновременно искала пути избавления Ираншехра от демонического меньшинства. Уже во время правления отца Пероза мобеды начали лоббировать политику – безошибочный путь возврата частей древней империи, отобранных Александром. «Только обрати в одну религию все расы и нации своей империи, – советовали они шахиншаху, – и земля греков тоже покорно подчинится твоему правлению»^>97. Но только Пероз, готовый ухватиться за любую соломинку, оказался наиболее восприимчивым к доводам церкви^>98. В 467 г. он санкционировал казнь видных представителей еврейской элиты, включая экзиларха, в следующем – запретил их священные книги и законы, в 470 г. вообще ликвидировал должность экзиларха^>99. Полное изменение долговременной царской политики не могло быть более резким и жестоким. Впервые за свою тысячелетнюю историю месопотамские евреи подверглись активным преследованиям. Хуже того, они как самобытный народ оказались перед лицом полного уничтожения.

Однако грешный Пероз^>100 был быстро и надежно повержен: и он, и его армия прекратили свое существование. Агония Ираншехра, с мрачным удовлетворением думали евреи, явилась очевидной карой небес. Другие люди, разумеется, пришли к такому же выводу, и среди них – Кавад. Не в обычаях нового шахиншаха было цепляться за дискредитировавшую себя политику, поскольку отказ от нее мог оскорбить мобедов. Запреты довольно быстро отменили^>101. Многие евреи, желая выразить свою признательность, сплотились вокруг него, стали ему активно помогать. Со временем они уже играли такую видную роль в его армии, что сам Кавад, если должен был вступить в бой в день священного иудейского праздника, просил соперников о временном перемирии. Создавалось впечатление, что все стало как прежде. Равновесие, которое евреи всегда находили, между подчинением своим правителям и желанием, чтобы их оставили в покое, восстановилось.

Но только травма, нанесенная преследованиями, не забылась. Запретить евреям изучать свои священные книги и законы значило нанести им весьма чувствительный удар. А для евреев Месопотамии этот запрет был особенно жестоким. Они в очень высокой степени оставались, как и раньше, «книжниками». Ученость обладала для них некой ни с чем не сравнимой привлекательностью, аурой славы. В Месопотамии внимание к слову Божьему, естественное для любого еврея, соединилось с гордостью – ведь регион славился древней мудростью, истоки которой уходили к гигантам, существовавшим еще до потопа. Еврейские мудрецы, жившие на земле, где родился Авраам, непоколебимо верили в то, что милости, полученные их предком, были дарованы ему не только как человеку Бога, но и как эрудиту, «превосходящему всех своей мудростью»