В тени Холокоста. Дневник Рении - стр. 12
2 апреля 1939 г.
Религиозное уединение закончилось. Мне не понравились эти дни. Я все еще злюсь на Нору. А Ирка не оставляет меня в покое, так что я с ней немного пообщалась. Под конец у меня даже нечего было почитать.
Начинаются каникулы. Я сейчас учу французский, и если бы не война, я могла бы поехать во Францию. Раньше я должна была поехать, но Гитлер захватил Австрию, потом Судеты, Чехословакию, Клайпеду[10] и кто знает, что он сделает потом. Он влияет и на мою жизнь. Хочу написать стих для Арианки. Буду очень рада, если получится хорошо.
7 апреля 1939 г.
Все так же печально… до слез… тяжело на сердце. У меня нет нового пальто, а это старое и изношенное. У меня нет новых туфель, как у всех моих подруг. И пусть я успокаиваю себя тем, что у меня есть приятные мысли и хорошие мечты о будущем, мне все равно грустно. Весь Пшемысль принарядился, каждый поблескивает издалека своими новыми, особыми туфлями (это видно по подошве и когда слышишь там и тут: «Ух, волдыри!»). У всех торжественные лица, как в праздничные дни. Просто не знаю, почему это праздничное настроение напоминает мне о том времени, когда шли учения на случай бомбежки.
– Господин Штайнер, говорю вам, что за фарс! Они меня сделали каким-то комендантом, сударь. Я целыми днями бегаю как безголовая курица, сударь. И я даже не знаю, что к чему!
– Да, да. Комедиант на старости лет. Что же еще?
Такие разговоры можно слышать повсюду в городе.
– Дорогой друг, позвольте вам сказать, попахивает войной.