В сторону света. Полная версия в иллюстрациях автора - стр. 2
Виктория зажмурилась, на ее глазах выступили слезы. Она вжалась в подушку и задрожала всем телом.
«Вот осел, – промелькнуло в голове отца, – Рассказываю всякие гадости ребенку на ночь»…
– Вика, ты что? – горе-рассказчик постарался вложить в этот вопрос как можно больше веселых ноток, – Все закончилось хорошо. Трезор встал на задние лапы и лизнул меня в лицо. Понимаешь? Ему стало жалко трясущегося от страха ребенка, он по-человечески сопереживал, по-собачьи искренне успокаивал меня. Я чувствовал его шершавый язык, теплое дыхание.
Виктория заметно повеселела и даже убрала одеяло от лица.
– А как же язык, папа
– Пришел твой дед, увидел все это безобразие и побежал в соседний дом за горячей водой. Забавно было видеть, как через некоторое время он появился из подъезда с дымящимся на морозе чайником в руках. С трудом, но язык мы отклеили. А с Трезором с тех пор мы стали большими друзьями и часто гуляли вдвоем.
«Тик-так». На часах одиннадцать. Силуэты комнатных цветов на окне. Из-за туч выглянула Луна. В комнате стало светлее.
– Пап, теперь я хочу сказку про добрую собаку.
– Спи, малышка, спи. Папа пойдет пока придумывать ее. Сказку про добрых собак и добрых людей…
Виктория спит по-детски безмятежно, раскинув в разные стороны свои милые белые ручонки. Отец долго смотрит на Луну, плывущую среди облаков.
Дочери снится Трезор – смелый лохматый немец, бросивший вызов всему злу, существующему в ее детском, сказочном мире.
«Как мы часто говорим неправду своим детям, – думает отец, – Ради чего? Ради того, чтобы ребенок рос в сказке? Как же тяжело им, нашим детям, будет потом столкнуться со взрослой реальностью»…
Мужчина тяжело вздыхает и взгляд его падает на шрамы. Левая рука будто надрезана белыми полосками – напоминанием о Трезоровых крепких клыках…
2000-е.
Педагогический сонет
Строка первая (вступительная)
Этого не должно было быть лет пять назад в поселке Тоцкое, где я коротал время перед стрельбами на полигоне. Молодая мамаша колотила по щекам свое трехлетнее чадо, подбирая ненормативно-звонкие словеса. Ребенок не плакал, но в его глазах уже лежала эта фатальная российская грусть. Нам обоим было одинаково больно – мне, и этому совершенно незнакомому малышу.
Чуть позже, сжимая рычаг горящего танка, я все думал о его жизни, и, поверьте, почти плакал.
Строка вторая (основополагающая)
Наверное, мы сделали вид, что забыли о главном – НЕТ НИЧЕГО ВАЖНЕЕ ЛЮБВИ!
Гнусный Макаренко, изучив десятки томов литературы по психологии и педагогике, нашел лишь один верный способ завоевать авторитет у воспитанников… и это была не любовь. Он ли зажег тот факел, ведущий в пропасть, мне не известно. Но идем мы его дорогой. Ломаем и самоутверждаемся.