В середине века - стр. 11
Ни у дневной, ни у вечерней смены (а потом и у ночной) обыски не выявили и следа пропавшей платины. На следующий день мы аккуратно отшагали заводской колонной с нашей улицы Скороходова по проспекту Красных Зорь на площадь 25 Октября. Во время парада Морозов прошептал мне:
– Плохи наши дела, Сергей. Уверен: к нам с тобой уже подбирают ключи. Завтра Чеботарев вызовет спецов из Большого Дома.
Но Чеботарев так и не осведомил ГПУ о пропаже платины. Розыск властно взял в свои руки главный инженер завода Кульбуш. Утром всех начальников цехов и служб он вызвал в свой кабинет.
– Не верю в кражу платины, – объявил он. – Платину не продать, не пустить на промысел, она числится в стратегических материалах. И пока что в 5–6 раз дороже золота. За мешок зерна, за кусок сукна по закону от 7 августа дают десять лет лагерей, а тут килограмм платины ценой в десяток тысяч долларов. Воровать такой нереализуемый товар – сознательно подставить затылок под пулю. Настоящие воры редко бывают круглыми дураками. Вызвать ко мне всех, кто был в столовой.
Мы с Морозовым присутствовали при допросе, который Кульбуш учинил всем, кто находился во второй половине дня в столовой. Загадка разъяснилась быстро.
– Ты взял платину? Признавайся! – приказал Кульбуш мужчине, развешивавшему к празднику портреты вождей. – Только чистосердечное признание…
Мужчина побелел от страха.
– Что вы! Да никогда в жизни… Куска сахара не воровал даже в детстве. А вы – платину!..
– Не воровал – значит, нашел. Повторяю, только признание…
– Да не видал я платины! Ни куска не видал…
– А что видел? Что делал, кроме развешивания портретов?
– Еще ветки хвои под портретами прикрепил. Хвою привезли утром, а железную проволоку я принес со склада. Только проволока была негибкая, я ее потом унес всю обратно на склад, можете проверить. Нашел другую, помягче, на ней и закрепил зелень.
– Где нашел мягкую проволоку?
– На полу валялась. Кто-то выбросил, я поднял.
– Быстро в столовую!
Мы вчетвером побежали в столовую, стали срывать зелень со стен. Хвоя была развешана на платине, драгоценная проволока аккуратно крепилась на вбитых в деревянную стену гвоздях. Смотав ее, мы кинулись в лабораторию. Вся платина была на месте – грамм в грамм.
– Силен ваш Бог, други! – сказал Кульбуш, радостно улыбаясь. – Спасли свои молодые жизни! Но нехорошие последствия еще будут, не думайте, что пройдет бесследно. Впрочем, все это теперь мура.
Он был выдающимся инженером и ученым, Георгий Павлович Кульбуш, но весьма посредственным политическим пророком. То и другое он доказал собственной жизнью – и статьями и книгами, им написанными, и своей кончиной не то в каких-то пыточных казематах ленинградской ЧК, не то в наспех созданной для таких, как он, тюремно-научной шарашке. Он знал только свои сильные стороны, они были каждому очевидны, и пренебрегал пустяками, не относящимися непосредственно к делу, а пустяки эти – остроты, шуточки, резкие словечки, то возражения, то сомнения – вдруг в какой-то период стали куда огромней самого огромного дела. Слово победило дела – он по натуре своей не мог этого понять.