В сердце моря. Трагедия китобойного судна «Эссекс» - стр. 23
Теперь по-настоящему начинался публичный позор Полларда и Чейза. Чтобы воспользоваться постепенно усиливающимся юго-западным бризом, требовалось установить дополнительные паруса. Первоклассная команда справилась бы с этим в мгновение ока. «Эссексу» пришлось полностью обогнуть Грейт-Пойнт, уйдя от места, где они подняли якорь, больше чем на девять миль. И лишь тогда верхние паруса, или брамсели, были, наконец, установлены и, как писал Никерсон, «наполнены бризом». Все это время и Поллард, и каждый человек в экипаже знали, что город через подзорные трубы наблюдает за каждым их кошмарным движением.
Как юнга, Никерсон обязан был следить за чистотой палубы и убирать любые случайные лини. Когда он замер на секунду, чтоб полюбоваться любимым островом, растворяющимся вдали, первый помощник, шлепнув его по ушам, прорычал: «Эй, ты, мальчишка! Том! Хватай свою щетку и драй тут все дочиста. Побереги свою шкуру, ей достанется, если будешь болтаться без дела, парень».
Никерсон и его нантакетские друзья до того, как отправиться в рейс, должно быть, думали, что знали Чейза, но теперь они поняли, как и все юные нантакетцы до них, что «в море все выглядит иначе». Словно доктор Джекил и мистер Хайд, первый помощник на китобойном судне преображался, сбрасывая мягкую квакерскую оболочку и превращаясь в крикливого, придирчивого начальника. «Можно часто услышать, как нантакетская мать хвастается сыном, вернувшимся с корабля сущим дьяволом, – писал Уильям Комсток, – подразумевая, что для экипажа он стал настоящим тираном. Не было на острове качества, ценившегося выше».
Своими глазами Никерсон увидел, как Оуэн Чейз преобразился из вполне приятного, только что женившегося молодого человека в задиру, не стесняющегося применить силу, чтобы приучить подчиненных к повиновению, и ругающегося так, что мальчики, воспитанные матерями и бабушками, краснели до ушей. «Всего за несколько часов до этого, – вспоминал Никерсон, – я жаждал отправиться в путь. Но после меня охватила печаль. Не очень приятная перспектива: отправляться в долгое плавание с таким суровым надсмотрщиком. Особенно для мальчишки моих лет, который раньше не слышал ни такой брани, ни подобных угроз».
Он вполне осознал, что жизнь китобоя может оказаться совсем другой, чем он представлял себе раньше. Теперь, когда остров исчез за горизонтом, Никерсон начал понимать, как понимает подросток, вступающий во взрослую жизнь, что беспечные дни детства прошли навсегда. «Именно тогда я впервые понял, что остался один в огромном, бесчувственном мире… где ни одна родная душа не скажет мне ни одного доброго слова». Только тогда Никерсон осознал, что «принес он в жертву».